Побочный эффект
Шрифт:
– А разве не так?
– Только в одном мы можем быть уверены: что мы ни в чем не уверены, сказал Снэйт.
– А отсюда следует, что нет и уверенности в том, что мы ни в чем не уверены.
– Он загадочно улыбнулся.
– Сэмюел Батлер.
– Как понять ваш ответ?
– Боюсь, это наиболее исчерпывающий ответ из всех, на какие вы можете рассчитывать.
– Ладно, воля ваша, пусть будет так, - кивнул Манчини, вынимая из кармана черной кожаной пилотской куртки записную книжку.
– Итак, о цене мы уже договорились. Может, договоримся и о дате?
Снэйт
– Боюсь, все не так просто, - сухо заметил он.
– Сначала мы должны провести всестороннее обследование, чтобы установить...
– Обследование?
– Манчини почувствовал, что начинает злиться.
– Какое обследование? Господи, да я в Хьюстоне чуть не отправился на тот свет от всех этих обследований!
– Тем не менее обследование необходимо. Пересадить новое сердце в тело, которое, возможно, уже начало адаптироваться к поврежденному, все равно что вставить мотор от "роллс-ройса" в "фольксваген", если позволите воспользоваться вашей автомобильной терминологией. Помимо физиологических исследований, вас ждут и психологические тесты.
– Психологические тесты?
– Гнев Манчини рос.
– Нет, вы меня не заставите подвергнуться психологическим тестам! Ни за что!
Не обращая внимания на вспышку Манчини, Снэйт сказал:
– Ни один уважающий себя хирург не решится на пересадку сердца, не удостоверившись предварительно, что его пациент способен выдержать как физиологическую, так и психологическую травмы, наносимые этой операцией. Он закинул ногу на ногу.
– Следует помнить, - добавил он, снимая с брюк какую-то ниточку, - что сердце, пожалуй, больше, чем любой другой орган человеческого организма, таит в себе целый спектр психологических ассоциаций.
– У меня сердце - это лишь насос, перекачивающий кровь.
– Вот и прекрасно!
– Снэйт позволил себе мимолетную улыбку.
– В таком случае у вас не будет никаких осложнений с психологическими тестами!
Манчини поднял руки.
– Ваша взяла, - сказал он таким тоном, словно это Снэйта надо было успокаивать.
– Если вам для видимости обязательно нужно все это проделать, я согласен. Только договоримся сразу: я не хочу, чтобы об этом стало известно. Идет?
– Если когда-то мы и придем к решению, что пересадка вам показана...
– Если... когда!
– взорвался наконец Манчини.
– Миллион долларов за какую-то дурацкую пересадку сердца, и вы еще ставите условия!
– Два миллиона, мистер Манчини, - ледяным тоном поправил его Снэйт. Вам операция будет стоить два миллиона долларов.
6
Снэйт отложил в сторону медицинский журнал и стал смотреть вниз сквозь плексиглас кабины вертолета "Белл-47-Дж.", который за полчаса доставлял его из Майами в клинику.
С тех пор как он мальчишкой впервые прочел "Остров сокровищ", острова магнитом тянули его к себе, и прежде всего вершины ушедшей когда-то под воду горной гряды, что лежали сейчас внизу и назывались Багамскими островами.
Простираясь на добрые семьсот пятьдесят миль к юго-востоку от своей оконечности, находящейся в пятидесяти милях от побережья Флориды, Багамские
Остров, которым владел Снэйт, лежал к северу от Абако. Окруженный кристально чистой водой цвета бирюзы, он начинался пляжем из розового кораллового песка и поднимался вверх к невысокому горному кряжу. На этом кряже и располагались основные здания острова: сама клиника - ослепительно белый трехэтажный дом в неоколониальном стиле с украшенным колоннами портиком, окнами, забранными жалюзи, и балконами; лаборатория из бетона и стекла с плоской крышей и несколько окрашенных в яркие цвета коттеджей, где жили сотрудники.
С помощью работающей на солнечной энергии установки опреснения морской воды и десяти тысяч тонн перегноя, доставленного на остров для обогащения верхнего слоя почвы, дизайнеры по ландшафту и целая армия садовников превратили прилегающую к строениям землю в оазис, где росли величественные кедры, красное дерево и казуарина, где сады пылали цветами самой невиданной раскраски, где искрились на солнце пруды, фонтаны и небольшие водопады и где были гроты и увитые виноградом беседки. Вдоль фронтона клиники шел огромный, безупречно укатанный и подстриженный газон, по которому разгуливали павлины.
У выхода в пролив, который отделял остров от материка, был оборудован причал со стоянкой для двадцати судов.
На высоте тысячи двухсот футов пилот, назвав себя и получив разрешение на посадку, начал снижение. Как только вертолет коснулся сверкающей в лучах солнца бетонированной площадки, электромобиль с вооруженным охранником за рулем тотчас сорвался с места, где он стоял рядом с пожарной машиной, и подъехал чуть ли не под вращающиеся лопасти вертолета. Снэйт вышел на девяностоградусную жару*. Без десяти двенадцать - еще есть время, сняв летный костюм из невоспламеняющейся ткани, переодеться в черный пиджак и полосатые брюки, в которых он будет ходить до своего возвращения в Майами в конце дня.
______________
* +90° по Фаренгейту соответствует +32° по Цельсию.
Снэйт не был слишком обескуражен, когда пять лет назад ему вдруг предъявили обвинение в недозволенном вмешательстве в процесс зарождения жизни. В истории науки, и медицины в особенности, было немало случаев, когда людей, которые, подобно ему, осмеливались действовать наперекор общественному мнению, мешали с грязью. И ни на секунду не возникло у него мысли бросить свои исследования. Слишком много они для него значили. Тем не менее существовала одна серьезная проблема: чтобы продолжать работу, ему нужны были помещение, оборудование и сотрудники. А для этого требовались деньги, причем такая сумма, которую нельзя было заработать законным путем.