Побратимы(Партизанская быль)
Шрифт:
Все эти парни сейчас и не думают, какой великолепный пример дружбы народов представляют они собой в партизанском лесу. Каждый внимательно слушает пояснения наставника, следит за его действиями.
— Все дело, ребята, в величине зазора, — с мягким акцентом говорит Соллер, — большой зазор оставишь — взрыва не жди, а если начнешь ставить кнопку без зазора — сам подорвешься. У вас, русских, это называется «поминай, как звали»…
— Очень правильная наука, — подсаживаюсь к ребятам. — Был же у нас случай, когда взрыв так и не получился.
— Расскажите им, Николай Дмитриевич, —
— Пусть лучше Серафим Богданов расскажет, это у него под Альмой [3] случилось.
Серафим смущен.
— Да, тогда мы дров наломали, — начинает он. — Ночь была подходящая — черным- черно. Ставлю кнопку. На ощупь, конечно. И показалось, что зазор самый нормальный. Отползли, затаились. Вскоре слышим: поезд. Ну, думаем, сейчас шарахнет. А он прошел как ни в чем не бывало. Потом идет второй, третий. Словно по сердцу прокатываются. Такая досада взяла! Ведь всю ночь к той дороге шли. Снег — по пояс. А силенок почти нет. Голод тогда у нас, известно, какой был…
3
Ныне с. Почтовое.
— Вот чудаки, — не выдерживает Печеренко, — взяли бы и переминировали.
— Хотели, да светать стало. Пришлось ни с чем возвращаться в лес. Идем и думаем: как смотреть в глаза людям?
Богданов достает из кармана кисет, свертывает самокрутку и, глубоко затянувшись, продолжает:
— Правда, нас не ругали. Но легче было бы, если б хоть выругали! Потом мы весь день мозговали: почему не произошел взрыв? Взяли взрыватели из запаса. Проверили. Хорошо рвутся. Значит, все дело в зазоре. Собрали нам ребята по ложке муки, подкрепились мы и пошли исправлять ошибку.
— О, — качает головой Соллер, — такую ошибку исправить очень трудно. Надо ночью найти место минирования и откопать кнопку, чтоб не рвануло.
— До полуночи лазили, пока не нашли, — продолжает Серафим. — Несколько раз пришлось подползать и отползать — патрули ходили. Потом накрылся плащ-палаткой, зажег спичку, смотрю: зазор — больше, чем в два пальца. Какая же рельса настолько прогнется! Ругнул я себя и сделал зазорчик полтора-два миллиметра.
— Сработала? — спрашивает Штефан.
— На этот раз сработала.
— Ну, продолжим, товарищи, — прерывает разговор Соллер.
Через сутки неожиданно возвратился Виктор Хренко.
— Что случилось? Почему так быстро?
Хренко берет под козырек.
— Доложую: скупина словаков под главенством Войтеха Якобчика кинула дивизию. Они повстречали меня на Симферополе, и я привел их в лес. Войтех — тот наш солдат, про которого я вам раньше поведав. По кличке, яку ему дали в подполье, — Белла. Устрою его и цого ж дня пойду на Воинку, — как бы оправдываясь, заключает он.
— Виктор, — обращается к словаку Егоров, — а что собою представляет Белла? Надежный ли он парень?
— О, Белла парень на все сто!
— А его солдаты?
— Все сто!
— Может быть, Белле лучше было бы остаться
— Не, Беллу в дивизии партизаном кличут. Берите его на лес. Я за него, ако за себя, отвечаю.
— А ну позови, познакомимся с ним.
Спустя минуту, появляется рослый, плотно сложенный Войтех Якобчик. Бросается в глаза нарушение армейской формы: рабочие брюки на выпуск, короткая кожаная куртка с застежкой «молния», шея повязана красным шарфом, на голове берет. Лицо слегка бледное, энергичное. Черные живые глаза смотрят проницательно.
— Дороги други! — начинает он взволнованно. — Примите одо нас пламени привет. Прийшли на лес, услед за Виктором, просимо, приймите до себе.
— Принимаем, принимаем! Хренко уже рассказывал в чем дело, — жмем ему руку. А Мироныч шутит:
— Мы-то примем, но возьмет ли тебя Виктор? Ты же не в форме.
— Найдем форму, ако надо будет, — отвечает Хренко.
— С первым успехом тебя! — поздравляет словака Мироныч.
А наш партизанский лес слышит новые имена словаков:
— Микулаш Данько.
— Клемент Me до.
— Александр Тира…
В огне
Ночью с Караби-яйлы вернулись разведчики Игнат Беликов и Ваня Швецов. Они принесли тревожные вести.
Два отряда противника, примерно по сотне каждый, обнаружены при выходе на Караби-яйлу из Тайгана. Еще одна группа находится в трех километрах северо-западнее пещеры Хаджи-Хоба.
Что задумал враг? Какие это отряды? Разведывательные? Не похоже. Слишком они многочисленны. Карательная экспедиция? Почему же наша разведка не заметила концентрации основных сил противника в филесных селах? А может, это очередной налет на дровяные склады?
Последнее предположение кажется наиболее вероятным. Попытки немцев брать дрова в лесу непосредственно связаны с борьбой за урожай нынешнего года. Дело в том, что тракторов и автомобилей у оккупантов было мало. Бензина еще меньше. Фашисты использовали двигатели на твердом топливе. Но и тут беда: для газогенераторов нужны древесные чурки. Лес под боком, а дров не возьмешь — там партизаны.
А патриоты выступали все чаще. Местами хлеб поджигался на корню. Иные крестьяне протестовали: «Не жгите! Наши вот-вот придут. Урожай останется нам». Мы срочно отпечатали листовку: «…Помните, товарищи! Кто отдает хлеб оккупантам, тот помогает врагам нашей Родины… Ни зернышка хлеба врагу!» Нагруженные листовками, наши агитаторы пошли по районам. Рискуя жизнью, они вместе с подпольщиками помогали населению дать отпор фашистам.
Так развернулась борьба за хлеб. Эта борьба все чаще касалась леса. То партизаны совместно с подпольщиками срывали вывозку хлеба немцам, то оккупанты врывались в лес, чтобы любой ценой взять дрова, необходимые для уборочных работ…