Побудь здесь еще немного
Шрифт:
Это были первые «крестики». Потом еще и еще. Не много, не мало, как у всех. Не «препараты», не «материал». Диагнозы. Они все у Милочки стали «диагнозами». «У меня в палате два больших передних инфаркта, один задний и три гипертонии!» Бабушка ее понимала. Скоро, очень скоро! Уже написан литобзор и первая глава диссертации, вторая — в процессе. Забудет это все, как страшный сон. Асцит у окна и две стенокардии у двери. Это не ее, она не хочет иметь собственное кладбище. Она не хочет знать, как быстро и легко, а главное окончательно и бесповоротно умирают люди. Люди, которые еще вчера ходили по коридору, подставляли спины под Милочкин стетоскоп, садились и вставали, кушали суп, звонили домой… И сама она тоже не хочет
Мама сочувствовала, она в свое время правильно определила свое направление, лабораторное. Папа тоже вовремя ушел из полостной хирургии. Теперь у него на столе только красивые женщины. Есть удовлетворение от работы, нет летальности. Бабушка молчала. Как ни ужасно, врач должен относиться к ним проще, к своим погибшим. Легче. На то он и врач. Не бояться смерти неизбежной, бояться ошибки, ее повлекшей. О-хо-хо. Скоро Милочка уйдет из больницы, займется теорией, но крестики все равно останутся!
Как раз на этапе написания второй главы Милочка познакомилась с Максом. Макс. Он занимается компьютерами и вообще всяким оборудованием. Оснащает административный корпус в Милочкиной больнице. Постоянно топчется в кардиологическом, там на лестничной площадке складская комната за железной дверью. Вот они и встретились.
«Опа-на, это что за принцесса! Ты кто, принцесса?» Милочка в полном замешательстве ответила: «Я? Людмила Валерьевна», — чем вызвала просто взрыв хохота. Так и повелось. Макс был ужасен. Он пугал Милочку своим напором, громкостью, грубостью. Энергия у него била через край. Все реакции были слегка утрированы, но одновременно очень искренни. Он, как маленький ребенок, не мог и не хотел сдерживать свои эмоции.
Он переходил дорогу на красный свет, непечатно выражался, курил. Курил, курил, курил! Он носил черный свитер и черные джинсы, которые были покрыты тонкими серыми волосами. Кошачьими. «Хочешь посмотреть на моего кота?» Он действовал на Милочку, как удав на кролика. «У меня машина тут.» «Да хрен с ней, с машиной! Ну, хочешь, я сейчас ее на стоянку отгоню? Давай ключи!» И Милочка уже протягивала ему ключи. И они действительно поехали к Максу и осмотрели его замечательного кота Чака — шикарного очень крупного полосатого зверя. «Он ходок у меня! Ходок! Ну, иди сюда, морда!» — кот сладко потерся о джинсовую штанину, пометил косяк и выпрыгнул в форточку (первый этаж). Ему было позволено все, даже залезать на стол!
Постоянно звонил телефон, кто-то договаривался что-то подвезти, отгрузить, порешать вопросы и созвониться опять. На мобильник постоянно звонили девушки. Они хихикали, а Макс хихикал им в ответ: «Кисуль, я выше крыши занят. Скучаю безумно! Как только освобожусь — сразу выйду на связь! Ну-ну, солнышко, целую!» Эти звонки его совершенно не смущали, он продолжал при этом улыбаться Милочке.
Квартира у Макса была своя — большая, но однокомнатная, очень захламленная. В углу комнаты лежали колеса от машины, на подоконнике стояло пластмассовое ведро, валялись книги и журналы («Автомир»), стоял компьютер и музыкальный центр прямо на полу. «Ты че, никогда не играла в гонки? Попробуй, затягивает!» Ковер украшали уютно свернувшиеся носки.
В туалете (куда Милочка в полном смущении попросилась) висел огромный плакат с голой грудастой красоткой в недвусмысленной позе. Милочка не могла здесь находиться, у нее горели щеки.
Макс появлялся в больнице почти каждый день. Она ничего не могла с ним поделать, но никому не рассказывала о нем. Просто совершенно раскисала в его присутствии. Как только на стоянке перед приемным покоем появлялась его огромная черная «Ауди», у Милочки слабели ноги. Стоило ей только выглянуть в окно и увидеть эту злополучную машину, все. Появлялся беспричинный смех, болтливость. Сердце колотилось с бешеной скоростью. Хотелось подойти к зеркалу и что-нибудь подправить в прическе
Потому что он был очень мужчина. Самый мужской мужчина в Милочкиной жизни. Похожий на цыгана. Кудрявый, темноволосый, кареглазый. Не стриженный, всегда небритый, на голову выше Милочки, с сигаретой в зубах, с татуировкой на запястье. Хам. «Не тот человек». У него было давно забытое высшее образование в техническом институте, а на момент знакомства с Милочкой — какое-то заочное финансовое. Почему-то это Милочку очень грело. Вроде он не крючник, а все-таки человек «ее круга». Когда Милочка встречалась с ним, ей хотелось, чтобы он поскорее ушел, не смотрел на нее, ничего не говорил. Хотелось попасть домой, успокоиться, отдышаться, унять дрожь в коленях. К Диме, в привычный спокойный мир, где все рассчитано, и отмеряно, и давно известно.
Дни, когда черная машина не стояла у больницы, были теперь худшими в Милочкиной жизни.
Макс не приставал к ней, не пытался поцеловать, обнять, вообще не трогал. Смотрел, наклонив голову, и зрачки у него были вертикальными, как у кота. Так странно, но Милочка почти не помнила Димины глаза. Глаза как глаза. Серые, обрамленные светлыми ресницами. Дима никогда не смотрел на Милочку просто так. Он всегда что-то говорил: «Надо лечь пораньше. Всегда ставь машину на «ручник» на стоянке. Спокойной ночи, дорогая». Макс же, наоборот, молчал и слушал, а Милочка рассказывала. Что в этом месяце у нее целых два дежурства, а больная у окошка в женской палате совершенно не снижает давление. Как чуть не пропустила у больной тромбоз, не позвонила вовремя хирургам, и заведующая теперь смотрит на нее косо. Как трудно набрать нужное количество анализов для приличной статистики. А Макс в перерыве между смешками, хохотом и закуриванием сигарет вдруг серьезно спрашивал: «А что такое тромбоз? Ну, расскажи, что там у тебя еще происходит?» «Тебе что же, интересно?» «He-а, мне нравится, как у тебя голос звучит!» Опять смех, Милочка вся красная. Что же с ним было поделать?
Милочка забросила диссертацию, она сама не знала почему. Ей разонравились сухие плоские цифры, хотелось живого, настоящего. Погладить кота, погулять по улицам. Она садилась в свою Ласточку и после работы каталась по шоссе за городом. И никогда не подозревала раньше, что будет так гонять. Экстремально. И проезжать на желтый свет. Дима бы ее не одобрил, он всегда соблюдал ту скорость, которая была указана на знаке, тормозил задолго до светофора, экономил бензин. Милочка больше не хотела экономить. Ни бензин, ни чувства. Ей хотелось, чтобы Макс к ней пристал. Чтобы он ее обнял, прижал лицом к пропахшему табаком свитеру. Она купила в ларьке диск с гонками и установила на свой компьютер. Затягивает.
Милочка надела юбку с разрезом, тонкую кофточку, туфли на каблуках, распустила волосы. «У нас у доктора одного день рождения». Дима одобрил: «Тебе идет. Не замерзнешь в колготках?» На работе Милочка тоже сказала, что собирается на день рождения. А Макс не приехал. Машины не было в десять, не было в двенадцать. Милочка сидела за столом в ординаторской, и все смотрела в окно, и никуда не шла. В полпервого она заколола волосы заколкой и поплелась в палаты. Очень хотелось плакать.
А тут еще дед этот новенький. Смотрит и смотрит на нее который день, другие больные уже смеяться стали. Большой инфаркт. «У вас, Людмила Валерьевна, бабушку как зовут? Нет, не Савельеву, а другую?» Оказалось, что он знал ее бабушку, мамину маму, Марью Иванну. Странный такой старик. Как там его имя-отчество? Ага, Шапиро Александр Михайлович. Полный, грузный, белоснежно-седой, тяжелые руки в веснушках дрожат на простыне (выше рук Милочка глаз не поднимает), дышит тяжело. «Давайте послушаю?» «А не могли бы вы, Людмила Валерьевна, мне подушку еще одну выгадать у кастелянши, а то сестер я прошу, прошу.»
Диверсант. Дилогия
Фантастика:
альтернативная история
рейтинг книги
