Поцеловать осиное гнездо
Шрифт:
Среди воцарившегося молчания Петанглс с громким стуком уронил на тарелку нож и вилку. Быстро вскочив, он вытер рукой губы, и во второй раз в жизни я услышал, как Джонни-газировка поет. Его голос был в точности таким, как я запомнил в тот день, когда он пел «Шерри» в доме Тиндалла, держа на коленях Джека, – мягкий, высокий и нежный.
Я самый-самый образцовый современный генерал,Я знаю каждый овощ,Он пел без выражения. По-видимому, слова ничего для него не значили. Он просто пел песенку, которой его научила Житка, и хотел исполнить ее правильно. Он запнулся лишь на одной строчке, но это его не остановило. Закрыв глаза, Джонни кивнул, словно ободряя себя, потом заторопился и без задоринки допел до конца. Большинство присутствовавших заулыбались, слушая его странное исполнение, но когда он дошел до конца этой забавной, довольно сложной песенки, у всех на глазах были слезы. Всем нам хотелось сфотографировать его поющего и послать снимок Житке где бы она ни была. Показать ей, как хорошо он спел, как хорошо она его научила.
Часть третья
Когда я вернулся к себе в Коннектикут, на автоответчике накопилось девять сообщений, и все от Кассандриной матери. Горе мне! Не хочу говорить об этой женщине – до сих пор она остается непрерывной зубной болью у меня в душе. Обычно она звонила, когда у нее кончались деньги или дружки, помогавшие поддерживать безумно расточительный стиль жизни. Такой болван, как я, чересчур часто лишь скрипел зубами и лез за чековой книжкой, только бы не ругаться с матерью своей дочки.
В этот эмоционально насыщенный день меньше всего мне хотелось – не считая смерти – говорить с ней, но девять звонков было рекордом даже для нее, и существовала вероятность, что что-то случилось с Касс. Не снимая пальто, под осуждающим взглядом собаки из другого конца комнаты я позвонил.
– Она у тебя? – Ее голос звучал так громко, что еще чуть-чуть, и создал бы ударную волну.
– Кто у меня? – У этой женщины была бесящая меня привычка начинать разговор в середине какого-то скрытого контекста, и потом она ожидала, что ты сам определишь, в какой точке на карте она находится.
– Кассандра, Сэм! Кассандра у тебя?
Мой рот исказила непроизвольная судорога. Наверняка в моем голосе отразилась эта мгновенная тревога.
– Нет. А что? Почему она должна быть у меня?
– Потому что тут ее нет! Вчера вечером она ушла и домой не вернулась. Здесь Иван, и он тоже не знает, где она. Ты где был? Я целый день пыталась до тебя дозвониться. Почему у тебя в машине не работает телефон?
– Потому что я его выключил. Сегодня я был на похоронах и после этого не хотел, чтобы кто-то меня тревожил. Тебя это устраивает? Дай мне поговорить с Иваном.
Ее голос поднялся до безумного, птичьего фальцета, что лишь усугубило ситуацию:
– Не будь такой задницей! Наша дочь пропала,
– Извини, ты права. Ты бы не была так любезна передать трубку Ивану?
Она произнесла его имя, и на другом конце послышался шорох – трубка передавалась в другие руки.
– Мистер Байер?
– Здравствуй, Иван. Что происходит. – Еще до того, как он ответил, я вознес благодарность Богу, что Иван оказался там.
– Не знаю. Мы с Кассандрой хотели сегодня встретиться. Я зашел за ней, и вот до сих пор мы ее ждем. Это на нее не похоже. Она никогда не опаздывает. Ее не было всю ночь, и мы не знаем, почему. Если что-то случается, она всегда мне сообщает.
– А по-твоему, что случилось? Вы не поссорились?
– Нет, вовсе нет! На самом деле в последнее время мы хорошо ладили. Она сказала, что вы с ней поговорили, и с тех пор мы с ней ни разу не ссорились. Нет, у нас все было нормально. Это-то и странно. Она просто пропала.
Мы проговорили несколько минут, потом он передал трубку обратно моей бывшей жене. Я попытался успокоить ее, но мой срывающийся голос выдавал, что я сам не верю тому, что говорю.
Касс пропала. Она была самым основательным, самым аккуратным человеком из всех, кого я знал. Она носила с собой не один, а два карманных календаря, в которых все аккуратно записывала печатными буквами. На все письма и открытки она немедленно садилась писать благодарственные ответы. По ее часам всегда можно было сверять время, так как они никогда не спешили и не отставали.
Повесив трубку, я позвонил Маккейбу, а затем Дюрану, чтобы спросить у них совета. Фрэнни велел сидеть на месте, потому что даже полиция не начинает розыски пропавших, пока не пройдет двадцать четыре часа.
– Мне плевать на закон, Фрэнни! Это моя дочь. Она пропала. Она не позволяет себе таких штук. Как ты можешь говорить, чтобы я сидел на месте. Скажи, что мне делать.
– Успокойся, Сэм. Хочешь, чтобы я приехал и посидел с тобой?
Я чуть не лопнул от ярости. Мне пришлось несколько раз глотнуть, чтобы не дотянуться до него через телефон и не оторвать ему голову.
– Ты же коп! Помоги мне. Поможешь, Фрэнни? Просто сделай, что можешь.
– Держись, а я возьмусь за это, Сэм. Дай мне время. Я с тобой свяжусь, как только смогу.
Повесив трубку, я потер руками лицо. Чтобы хоть что-то сделать, мне надо было успокоиться. А это было нелегко. В моем обезумевшем от страха сознании рисовались страшные картины и отказывались исчезать. Ведущий теленовостей на фоне огромной фотографии Кассандры. Он с серьезным видом подробно описывает, что с ней произошло. Только позже я осознал, что частично это видение вызвано моими непрерывными мыслями о Паулине Островой – другой девушке, которая тоже ушла однажды вечером и не вернулась. Всегда терпеть не мог этих огромных фотографий в теленовостях. А телевидение всегда выбирало такие, где жертва выглядит или очень красивой, или занимается какими-нибудь милыми домашними делами – украшает рождественскую елку или ест на пикнике куриное крылышко.