Поцеловать осиное гнездо
Шрифт:
– Как дела, Сэм?
– Хорошо. Поздравляю! Фрэнни только что сказал мне, что вы собираетесь пожениться!
Нахмурившись, она посмотрела на него, потом коротко улыбнулась:
– Это Фрэнни хочет жениться. А я еще не решила. Думаю, он просто благодарен мне за то, что я втащила его из открытого космоса обратно в корабль. Я вам уже говорила: ему нужно избавиться от многих странностей, прежде чем я соглашусь подписать этот контракт!
Он ущипнул ее за щеку:
– Ты же сама знаешь, что любишь меня.
– Не это главное – главное, смогу ли я жить с тобой. Любовь строит дом, но потом его приходится обставлять. Сэм, послушайте, все мы собираемся
– Конечно. Но ведь вы собираетесь пожениться?
Они смущенно переглянулись, и это было очаровательно. После всего испытанного вместе они снова вернулись к ухаживанию. Ничего еще решено не было. Фрэнни не терпелось, Магда честно еще не решила.
Фрэнни взял ее под руку.
– Она не сказала «нет».
– Верно, не сказала. А теперь иди. Я должна попрощаться с остальными. Помни, Фрэнни: ты обещал сказать ему. Сейчас подходящее время.
Мы посмотрели ей вслед.
– Она прекрасно вела себя по отношению ко мне, Сэм. Делала для меня все. Про какие странности она говорила? Должен тебе кое-что рассказать. Я обещал ей, да и все равно сам давно собирался. Давай, прокатимся перед поминками. Покатаемся немного.
Дюран обрадовался приглашению. Когда я сказал, что Житка была от него без ума, его лицо ничего не выразило, а губы плотно сжались. Только через какое-то время они чуть-чуть растянулись в улыбку.
– Забавно. Я тоже был от нее без ума. Женщины-Островы имели магическую власть над мужчинами-Дюранами.
– Поедем к Тиндаллу.
Взглянув на Маккейба, я приподнял бровь. Все время, что недавно провел в Крейнс-Вью, я избегал туда возвращаться. Однажды я случайно проехал мимо, но смотрел в сторону, потому что это место вызывало неприятные воспоминания.
Лайонел Тиндалл в двадцатые годы сделал состояние на нефти. Он владел домами по всей стране, но предпочитал Крейнс-Вью, так как это было рядом с Нью-Йорком. Его дом был одним из самых больших в городишке. Один из тех колониальных бегемотов, мимо каких проезжаешь по Ливингстон-авеню, пересекая границу города. Странно, что несмотря на размеры самого дома, вокруг не было большого участка.
Тиндалл умер в начале пятидесятых. Его алчное семейство начало грызню за его обширные владения. Судебные процессы и встречные иски тянулись много лет, и в течение всего этого времени дом пустовал. Местные ребята начали потихоньку лазить в него почти сразу же после смерти Тиндалл а, что они там нашли, стало легендой.
Лайонел Тиндалл был коллекционером. Книги, журналы, мебель занимали столько места, что он мог жить лишь в доме из двадцати пяти комнат. Тиндалл обожал фокусы и был фокусником-любителем и чревовещателем. Я никогда его не видел, но мальчишкой слышал чудесные апокрифические легенды о ребятах, проникавших в комнаты, полные причудливых и ветхих театральных декораций и замысловатых предметов с названиями вроде Мадагаскарская Мистерия или Сердце Бога. Когда мы начали пробираться туда, эти вещи уже давно пропали, но слухи о них лишь усиливали чувство опасности и тайны, не отделимое в нашем сознании от этого дома.
Мне запомнился запах дыма и пыли внутри. Свет, проникавший через высокие, от пола до потолка, окна, все еще играл на неисчислимом множестве предметов. Коробки с детскими игрушками, письменный стол, заваленный театральными программками бродвейских шоу, оранжевое
Ребята. Бродяги. Отчасти опасность дома Тиндалла заключалась в том, что ты никогда не знал, кто там окажется, когда проберешься через сломанную дверь в цокольном этаже. Это место любили бродяги, ведь дом Тиндалла давал крышу над головой, там можно было выспаться на прекрасной мебели и украсть множество вещей.
Как-то раз, когда мы оказались там, из-за угла вдруг возникли два жалких, жуткого вида человека, оба в мягких шляпах с загнутыми вверх полями, и напугали нас так, что мы чуть не наложили в штаны:
– Что это вы тут делаете, ребятки?
– То же, что и вы, мистер, – ответил оказавшийся лицом к лицу с ними Маккейб.
Бродяги переглянулись и как один снова исчезли где-то в сумрачных задних комнатах дома, а мы продолжили свои изыскания. Впрочем, вскоре из комнаты неподалеку послышались странные звуки – визгливый смех, стук мебели, звон бьющейся посуды. Определив, откуда исходит шум, мы подкрались к двери.
В пятнистом, рассеянном свете гулкой комнаты двое бродяг гонялись друг за другом, будто играли в пятнашки. Он смеялись, как дети, возились, визжали, перепрыгивали через стулья, скользили по паркету, спотыкаясь о завернувшиеся ковры.
Счастье заключалось в том, что если что-то падало и ломалось, это не имело никакого значения! Когда ребята играют в пятнашки и что-то ломается – берегись! В одну секунду рай превращается в ад. Разбилась мамина любимая ваза, столик поцарапал пол, серебряная рама, которой было не меньше ста лет, в эту самую минуту... Игра окончена.
Но в заполоненной тенями гостиной Тиндалла, где в тот день время остановилось, никому не было дела до вещей, какова бы ни была их ценность. А я уверен, что ценность они представляли немалую – ковры были явно восточной работы, а стеклянная ваза разлетелась по полу яркими цветными осколками. Но это не имело никакого значения. В тот день комната была раем для пятнашек.
Это лишь одно из моих воспоминаний о доме Тиндалла. Было и множество других, не менее странных и памятных. Мы часто забирались туда. Это был наш замок и одновременно запретная страна, а такое не могло не захватывать.
Летом, перед тем как меня отправили в частную школу, мы всей ватагой проникли в заброшенный дом. Мы понимали, что уже слишком большие для этого. Облюбовав его для своих игр и затей, мы уже давно выжали из него все, что он мог нам дать. Но к тому дню нас одолела августовская скука, и нам отчаянно хотелось каких-то перемен.
Маккейб где-то слышал, что можно сделать состояние на продаже в утиль старой медной проволоки и труб. По его плану сначала нужно было обследовать дом Тиндалла, а потом вернуться туда с соответствующими инструментами и ободрать все, что сможем. Мы не испытывали особого восторга, представляя, как будем срывать электропроводку со старых обветшавших стен в девяностоградусную жару* [90°F = 32 °С.], но что еще оставалось делать в тот день? Фрэнни отчасти потому и был таким хорошим вожаком, что умел подбить нас на какие-нибудь выходки. Его самого проект вдохновил, и он уже слышал, как звенят деньги у нас в карманах, а мы просто уныло плелись за ним, как сломанные игрушки. Нам просто нужно было чем-то заняться, он хотел перевернуть день вверх дном.