Поцелуй дождя... Исцели меня, если сможешь...
Шрифт:
Смиренно падает в кресло зала ожидания, надежно фиксируя стаканчики с кофе рядом с собой.
Алекса клонит в сон. Разница в часовых поясах дает о себе знать.
Выжидающе скрещивает руки на груди. Спускается по креслу вниз и удобно умащивается задремав, периодически открывая глаза и поглядывая на часы над ярко-красной лампой в коридоре:«Идет операция».
Ближе к двум лампочка наконец гаснет, а в проходе двери операционной начинается нервное
Дверь открывает медсестра и быстро проскальзывает сквозь толпу родственников. За ней следом наконец появляется хирург с еще одним коллегой, возрастом постарше.
Алекс с интересом наблюдает за происходящим.
Девушка в голубой медицинской форме объясняет матери пострадавшего мотоциклиста, всю серьезность ситуации, после проведенной четырехчасовой операции. Морально поддерживает испуганных родственников, обещающих продать к чертям собачим мотоцикл… если от него еще хоть что–то осталось…
Старший куратор в это время расписывает документы, вслушиваясь в ее речь и готовый в случае необходимости прийти на помощь подопечной.
Но помощь не понадобилась и, он удовлетворенно улыбается проходя мимо нее в отделение.
Миллер жадно впитывает происходящее, сравнивая девушку с собственными представлениями.
Сейчас она не похожа ни на девочку из библиотеки… Ни на ту Эллисон, с которой он почти два года общался по телефону. Эту часть жизни он еще не знает… Да и вообще, по сути знает лишь то, что ему рассказывают.
Доктор Ривз проходит к стойке приемной и что-то сообщает медсестре за ней. Следом появляется молодой человек постарше в зеленой медицинской униформе и осторожно обнимает ее за плечи, что-то прошептав на ушко.
Они улыбаются друг другу о чем-то договариваясь, и парень скрывается за дверью операционной.
Эйден, – догадывается Алекс.
А может генерал в чем-то и прав? Девушке, стоящей в приемной и мило улыбающейся своему парню, не стоит общаться с безумной семейкой Миллера. Ей хватает трудностей своей жизни, семьи и работы, чтобы ввязываться в еще чьи-то проблемы.
Но почему тогда внутри кошки скребут от этого долбанного зрелища?
Выдыхает, все же заставляя себя встать с кресла и подойти к ней.
Оборачиваюсь, чувствуя на себе чей–то взгляд.
– Привет, – неуверенно улыбается.
Смотрит прямо в глаза. И от этого взгляда, такого темного и теплого, ноги слегка подкашиваются.
– Алекс! – без тени смущения бросаюсь к нему на шею.
Смеется, прижимая к себе. Легко поднимая в воздух крепко держит за талию, втягивая в себя тепло и запах хрупкой девчонки.
Аккуратно отпускает, одергивая зацепившуюся униформу.
– У тебя голубые глаза, – смеется, наконец отвечая себе на вопрос, мучавший его несколько лет. И вновь ни грамма косметики на лице. От чего серьезный доктор выглядит совсем ребенком,
– Я только с операционной, – смущенно улыбаюсь, принюхиваясь к рукаву больничного костюма. – А ты оказывается умеешь улыбаться… И у тебя от этого появляются ямочки на щеках! Это безумно мило!
Дикарями таращимся друг на друга изучая, все еще не веря, что наконец общаемся не по телефону.
– Устала?
Молча киваю.
– Майкла видел? – вытягиваю шпильки из растрепавшегося за четыре часа операции пучка, с наслаждением растрепывая волосы.
– Конечно, – кивает. – Пару часов назад. Он уже спит давно. Кофе хочешь?
– Безумно, – бормочу закатывая глаза.
– Я уже брал сегодня два, но они не дожили до конца вашей операции, – хмыкает он.
– У меня есть повкуснее автоматного, – тяну его за рукав куртки в ординаторскую, показывая на ходу медсестре, что я на крыше.
Поднимаемся на последний этаж больницы, и я с официальным: «Тадам!» открываю перед ним двери своего убежища.
Улыбается, пропуская меня вперед и шагая в ночную прохладу Сан-Франциско.
– Между прочим, ты первый, кто сюда со мной поднялся, – хмыкаю, отбирая у него кофе и забираясь на парапет крыши.
– А как же мистер Анестезиолог? – Миллер следует моему примеру, удобно умащиваясь на бортике.
– Неа, – качаю головой. – Он здесь работает… И если начнет шнырять туда-сюда, во время дежурства, то это станет проходным двором, а не моим убежищем... Да и много ли таких сумасшедших, бродящих ночью по крышам?
Его губы трогает легкая усмешка.
– Горячо! – выпаливаю, делая глоток обжигающего напитка.
– Дай сюда, – возмущенно отбирает стаканчик и открывает крышку, размешивая кофе деревянной палочкой, чтобы поскорее его остудить.
– Как мило, – хмыкаю, глядя на него.
– Меня не было всего два года… – бурчит в ответ. – Такое чувство, что за это время у тебя инстинкт самосохранения напрочь отшибло… Причем не только с горячими напитками… Не понимаю, как ты вообще хирургом стать умудрилась?
– Хорошо орудую скальпелем и крови не боюсь, – язвлю, отбирая у него стаканчик.
Молча уставилась на огни ночного города, понимая, что речь идет совсем не о кофе и о профессии.
– Объясни мне, ребенок, как ты додумалась броситься к Майклу одна?
– Я не ребенок, – бурчу обиженно.
– Конечно, нет! Ребенку можно хоть что-то объяснить или запретить! Ты же себя ведешь как безответственный подросток!
– Я скинула координаты Эйдену, – проговариваю монотонным голосом заученные фразы, не глядя ему в глаза. – У меня не было времени думать. Ему нужна была моя помощь, я ее вовремя успела оказать… Просто добралась до него быстрее неотложки.