Поцелуй дракона
Шрифт:
Взгляд Аннет был устремлён на голоса вдали, и когда кусты задребезжали в трёх шагах перед ней – она вздрогнула. Но она тут же собралась и напряглась.
Из-за куста, с веточек которого осыпался снег, в широком шаге, точно в последнем рывке, вышел Матиас – запыхавшийся, держался из последних сил и прижимал к ране на правом боку пропитанный кровью шарфик.
Аннет удивилась и, нахмурившись, смотрела на Матиаса внимательным, настороженным взглядом.
Матиас пошатнулся, выпрямился, поднял взгляд – увидел её, и замер. Усталость и боль сползли с его лица как вуаль – мышцы разгладились,
Она была прекрасна.
От каждой поры кожи и до светлого волоска, от каждой реснички и до хмурой, настороженной морщинки. Это было самое прекрасное создание, которое Матиас когда-либо видел. И от неё словно вырвался вихрь пурпурных бабочек, влетел через его приоткрытый рот – по пересохшему горлу, мимо горящих от холодного воздуха лёгких – и в грудь, в душу. Пурпурный вихрь роился, трепыхаясь множеством прекрасных крыльев, и душа Матиаса обрела крылья и затрепетала вместе с ними.
За все свои двадцать шесть лет Матиас не познал любви, но он знал, что это любовь.
«Как это возможно?», – маячил вопрос на заднем плане сознания.
Матиас не знал её. Он увидел её и прошло только три секунды, но он уже любил её – с первого взгляда, всегда и после. Каким-то образом он всегда знал, что любил её. Как только она родилась, или даже до этого – она всегда существовала в его жизни. Или его жизнь никогда не существовала без неё.
Аннет была озадачена реакцией и странным взглядом Матиаса. В её груди что-то вертелось, разворачиваясь и вырастая; сердце вело себя очень странно, а тело охватило непривычное волнение, и каждая его клеточка сияла и трепетала.
Аннет смотрела на Матиаса в тени и не видела чёткости в чертах лица, не видела чёткости в глазах – и ей захотелось всё это увидеть при свете луны или в лучах солнца; захотелось приблизиться, рассмотреть, коснуться, почувствовать – это напугало так, словно изнутри Аннет ошпарили кипятком. Она отступила на полушаг, почувствовала слабость в коленях и едва не присела; она хотела отступить, убежать, но ноги приросли к земле, и она не понимала, что происходит.
Матиас не заметил, как убрал руку от раны, как упал кровавый шарфик на снег. Но позади послышался мужской голос:
– Кровь! – воскликнул он. – Кровь! Туда! Быстрее!
Это разорвало момент, как страницу. И во вспышке реальности, Матиас пришёл в себя как от разряда ледяной молнии. Он обернулся и посмотрел через плечо – огоньки от факелов были близко, и показался силуэт рослого мужчины. Матиас повернул голову обратно – и в глазах поплыло. Из-за остановки, из-за неё – адреналин перестал нестись по венам; страх возвращался, но был больше не по размеру и не мог полностью залезть обратно в тело и подстегнуть инстинкты, не мог заставить Матиаса действовать в прежнем темпе.
– Беги…, – выдавил он. И на личике прекрасной незнакомки отразилось изумление.
Матиас сделал шаг и боль пронзила бок; он, пытаясь зажать рану исчезнувшим из руки шарфиком,
Растерянная, изумлённая Аннет шагнула к Матиасу; к краю дупла придвинулась Фива, и блеснули глаза. Но Фива не выглянула, а Аннет не успела присесть.
Скрип снега, тяжёлое дыхание и голоса – между стволов показались мужчины разного роста и телосложения, но все были в хорошей физической форме. Они были одеты хорошо, тепло, у всех были шапки и утеплённые накидки. У одного на спине был лук, у другого арбалет, двое были вооружены парными кинжалами, один мечом и кинжалом, а самый рослый и сильный – двумя увесистыми одноручными топорами с гравировкой медведя.
Наёмники вышли на открытый участок, где на спину перевернулся Матиас и боролся с тем, чтобы не упасть в объятия черноты и холода. С боку от него замерла Аннет – с растерянностью и жалостью она смотрела на побледневшее лицо Матиаса, в его приоткрытые глаза с трепещущими веками. Её душа стенала от жалости к нему, от желания помочь – и это сбивало с толку. С чего бы ей помогать тому, от кого она обычно защищается? Изредка убегает. Но в большинстве случаев она прячется и старается не сталкиваться.
Наёмники – запыхавшиеся, потные, злые – останавливались неровной линей на краю полянки, и с удивлением переглядывались.
– Эй! – рявкнул рослый мужчина. – Девчушка, ты чего в такой глуши одна делаешь?
– И это наш пленник! – воскликнул лучник и снял лук со спины. – Не трогай!
Аннет отмерла – она выпрямилась, расправила плечи, и показалась идеальная осанка, не хуже, чем у знатных женщин в городах, на которых наёмникам счастливилось смотреть только с расстояния на каком-нибудь хорошем рынке. До того, как одна из таких знатных дам их и наняла, хотя обычно нанимали только мужчины да юноши.
Аннет повернула голову – лицо было спокойное, но холодное, суровое. Взгляд пурпурных глаз поднялся и устремился на наёмников. Те ахнули, замерли, двое отступило, а один прирос к земле.
– В…, – попытался сказать арбалетчик. – В… Ведьма!
– Стой, где стоишь, демоново отродье! – крикнул наёмник, вооружённый парными кинжалами.
Не разбираясь, не думая, мужчины, дрожа внутри от страха, вызванного предрассудками, вынули оружие и встали в стойки. Аннет не испугалась, не удивилась, а лицо наморщилось от недовольства.
– Беги…, – прозвучало сиплое слово слева от Аннет.
Она в изумлении опустила взгляд на Матиаса. Его лицо с испариной, с сухими губами в холодном, бледном свете ночи было болезненным. Карие глаза смотрели на неё с сожалением, с мольбой, с желанием защитить и спасти; но веки тяжелели – и он едва боролся. Его слово, его взгляд – поразили Аннет мягкой стрелой, и душа встрепыхнулась.
Наёмники двинулись в стороны, чтобы окружить, и держали оружие наготове; а арбалетчик и лучник отступили для лучшей позиции и вынимали снаряды из колчанов на спинах. Аннет подняла обозлённое лицо; и было видно то, что ей явно не впервой бороться, не впервой защищаться и защищать.