Поцелуй Фемиды
Шрифт:
Белов молчал, сжав зубы и прикрыв глаза. Меньше всего он в эту минуту думал о каком- то там убиенном журналисте. Его сводила с ума только одна неразрешимая задача: как уберечь Ярославу, до сих пор не оправившуюся от одного надругательства, от новой лавины грязи?
— Послушай, Виктор Петрович, — Саша заставил себя разжать зубы и заговорить. — Ты-то ведь у нас не журналист-недоумок. Тебе-то наверняка известно, откуда взялся этот ребенок, и что пришлось пережить моей сестре в плену у подонка. Ты не позволишь им трепать имя девушки! Она… она не здорова.
— Вот об этом я и советую
— Я убью тебя, сволочь!
Свет в глазах Белова померк. А обмотанная изолентой телефонная трубка старого аппарата, уже ни раз бывавшая в подобных переделках, полетела со страшной силой в стекло и раскололась…
Часть 3
ПИР ПОБЕДИТЕЛЕЙ
Саша был готов к тому, что после вспышки ярости, спровоцированной разговором с Зориным, его снова ждет карцер. Ему было досадно, что Зорину (или кто там еще стоял за его спиной?), удалось найти у него самое больное, самое незащищенное место, и нанести удар именно в эту точку Его мучила одна мысль: как защитить Ярославу от публичных издевательств?
Однако, против ожиданий, контролер подвел его к двери той самой камеры, которая была последней в череде его переселений. Саша с порога почуял перемены в атмосфере, в настроении, и даже звуковом фоне, которые произошли за время его отсутствия. Химический запах недавно произведенной дезинфекции дополнялся острым духом чеснока и алкоголя. За те несколько часов, которые Саша провел здесь, он не успел запомнить в лицо всех обитателей густонаселенной камеры. Однако теперь отметил, что среди заключенных произошла частичная ротация.
Главным же источником неприятного ощущения был Грот, с надменным видом сидевший на месте Семена, с которым он вел на воле непрекращающуюся войну Теперь он ловил кайф от сознания собственного величия — в кои-то веки удалось сбить врага с его позиций. Но одна мысль отравляла ему настроение: Семена суд только что освободил из-под стражи за недоказанностью обвинения.
Грот по-прежнему косил под морячка — на нем была неизменная тельняшка. В шкиперской бородке, которую ее владелец ухитрялся сохранять и в неволе, прибавилось седины. Прошло несколько лет с тех пор, как Саша вынужден был довериться ему в трудную минуту, а тот сдал его чеченским боевикам. Мстить за предательств Саше никогда не приходило в голову, но Грот был убежден, что именно Белов в отместку сдал его-ментам. Конфликт был неизбежен, и потому лучше было бы расставить акценты, сразу и теперь. Это стало ясно обоим. Грот сделал ход первым:
— Здорово, Белый! Как там кум поживает?
Это
— Я с кумом не виделся. Не дорос еще, в отличие от некоторых, — беззлобно усмехнулся Белов.
В камере шла пирушка. Часть обитателей кучковалась вокруг стола. Грубо наломанная копченая курица, колбаса и сыр — редкие в местах заключения деликатесы. В кружки вместо обычного в таких случаях чифиря, судя по запаху, был налит какой-то благородный напиток — скорее всего, ром. В тюрьме, если вести себя правильно, ничего невозможного нет.
— Что празднуем? — Саша, игнорируя приглашение присоединиться, обосновался на своей шконке.
— Мое возвращение, ясен перец! — ответил Грот. — Для вора тюрьма — дом родной.
— А кто здесь вор, Грот, уж не ты ли? — с невинным видом поинтересовался Белов.
В камере повисла тишина, Грот набычился — он тоже понял намек. Формально Грот до сих пор принадлежал к воровскому сословию и любил при случае это подчеркнуть. Однако по сути он давно утратил на это право, неоднократно нарушив многие из неписаных правил-понятий. Беспринципный и подловатый, он был слишком жадным и нахрапистым даже для уголовников. Крысятничать и кидать своих — такое не приветствуется ни в криминальном мире, ни в пионерской дружине, ни в элитном клубе джентльменов. По этой причине ему, несмотря на завышенные амбиции, так и не удалось сделать достойной воровской карьеры. Недаром смотрящим по Красносибирску стал Семен, а не Грот.
— А что, есть какие-то сомнения? — наконец выдавил из себя виновник торжества.
— Да нет, — пожал плечами Белов. — Просто я не при делах. Вот и уточнил — на всякий случай.
— Я, бля, даже газет не читаю, а не то, что с журналистами знакомство водить. — Вернулся Грот к прерванному разговору.
— А доказательства? — спросил кто-то из пассажиров.
— Говорят, мол, свидетель какой-то нарисовался, который видел меня возле заводоуправления, в тот вечер, когда там замочили этого… корректора — ептыть — редактора.
— А-ты?
— А я говорю, мол, тыщу свидетелей приведу, которые меня там не видели.
Слушатели дружно заржали. Печальный Дуба, который не принимал участия в пирушке и все это время лежал на верхней шконке, расстраиваясь оттого, что ему повезло меньше, чем Семену, неожиданно подал голос:
— А ты типа там не был и никого не убивал?
— А то! — Грот с неудовольствием покосился на Дубу. — Вот и Саня Белый может это подтвердить. А, Белый? Ты ведь меня там не видел? Пойдешь в свидетели, что не видел?
— По поводу тебя, Грот, я ни в чем ручаться не стану. Даже если спросят меня, есть ли у Грота борода, я и то скажу: «А хер его знает, может, она фальшивая».
Дружный хохот сотряс стены камеры. Грот с честью выдержал удар, подождал, пока публика успокоится, и сделал следующий ход:
— Слушай, Белый, мне только щас в голову пришло. А, может быть, ты сам этого жирного урода замочил? А что? Ты там был, с журналистом полаялся. И мотив у тебя был: этот журналист против тебя чего-то серьезного накопал…