Поцелуй горца

Монинг Карен Мари

За камнями ничего не было.

Несколько сосен, и, при условии, что несколько пологих откосов, могли закрыть обзор, но ничего такого, зачем замок мог шаловливо притаиться.

Они продвигались в тишине, огибая круг камней, но теперь намного медленнее, поскольку перед ними, по ту сторону пней, которые когда-то были высокими и древними дубами, был рассеян фундамент замка, который больше не стоял.

Она отказалась смотреть на него. Она не будет смотреть на него.

Когда они достигли периметра наружной стены, Драстен упал на колени.

Гвен

смотрела на высокую траву в центре руин, куски камня и беспощадно разрушенное массивное сооружение, в вечернем небе на тихую могилу замка, на все, кроме него, боясь того, что увидит. Мучение? Ужас? Осмысление того, что он действительно психически неуравновешен, вспыхивающее в красивых серебряных глазах, которые казались так обманчиво ясными?

– Ох, Боже, они все мертвы,– шептал он: – Кто убил моих людей? Почему?

Он потянул дрожащее дыхание.

– Гвен.

Слово поглотилось.

– Драстен,– мягко сказала она.

– Я предлагаю тебе, вернуться к машине на какое-то время.

Гвен колебалась, разрываясь. Половина ее требовала не что иное как поджать хвост и убежать; другая половина, чувствовавшая, что он нуждался в ней, отчаянно хотела быть здесь и сейчас: – Я не брошу тебя сейчас.

– Уйди.

Он казался настолько страдающим, что Гвен вздрогнула и посмотрела на него. Его темные и непроницаемые глаза мерцали непролитыми слезами.

– Драстен…

– Я прошу тебя, оставь меня сейчас,– прошептал он: – Оставь меня, позволь оплакать мой клан.

Слабость его голоса обманула ее.

– Я обещала не оставлять –

– Сейчас же! – прогремел он. Когда она все еще не сдвинулась, его глаза сверкнули: –Ты подчинишься мне.

Гвен заметила три вещи во время, как он произносил команду. Во-первых, хотя она знала, что это было невозможно, его серебристые глаза казались освещаемые племен из глубины как что-то, что она когда-то видела в научно-фантастических фильмах. Во-вторых, его голос был другой, походил на дюжину голосов, наложенных друг на друга, сводя на нет любое разумное предположение, и, в-третьих, она полагала, если он приказал ей уйти с утеса таким голосом, она может это сделать.

Ее ноги инстинктивно бросились в спринт, как раз когда ее мозг обрабатывал потрясающие наблюдения.

Но через несколько широких шагов в камнях, жуткое импульсивное желание отступило, она остановилась и оглянулась. Он вошел в руины и поднялся на самую высокую груду завалившегося камня, черный силуэт на коленях, спина согнута, грудь опрокинута ввысь, он грозил кулаком небу цвета индиго. Когда он отбросил голову назад и ревел, кровь свернулась в ее венах.

Действительно ли это было тот же самым человек, который поцеловал ее в примерочной? Тот, кто получил ее более горячую, чем вулкан и склонную к неминуемому взрыву и заставил ее думать, что мог быть уравнением страсти, которому родители ее никогда не учили?

Нет. Это был человек, который носил на себе пятьдесят штук оружия. Это был человек, который носил двусторонний топор и меч.

Это был человек, из-за которого она начала терять по

маленькому кусочку органа, который, как она была воспитана считать, был просто работающий с большим КПД насосом. Реальность поражала ее. Сумасшедший или нет, пугающий или нет, он заставил ее чувствовать вещи, которые она никогда прежде не чувствовала.

МакКельтар, думала она, что же, спрашивается, я собираюсь делать с тобой?

* * * * *

Драстен плакал.

Худшее оказалось правдой. Он лежал на спине в большом зале, одно колено согнуто, руки широко раскинуты, его пальцы рвали высокую траву, и думал о Сильване.

– У тебя есть только одна цель, сын, такая же, как и у меня. Защити род Кельтар и знание, которое мы охраняем.

Он потерпел неудачу. Из-за мгновения небрежности он был захвачен неосведомленный, очарованный, украденный из своего времени, и похороненный в течение многих столетий. Его исчезновение положило начало разрушению его замка и клана. Теперь Сильван был мертв, род Кельтар угас, и кто знал, где были дощечки и книги? Возможность того, что знания попали не в те руки, давила на него в глубокое черное место вне страха. Он знал, что жадный человек с таким знанием мог изменять, управлять, или разрушить весь мир.

Защитить род. Защитить знания.

Было крайне важно, чтобы он вернулся в свое время.

Хотя он не изменился так сильно как отросшие волосы, пятьсот лет прошло, и ничего не осталось, что бы говорило о его существовании или жизни ни его отца и ни отца его отца после него. Тысячелетия обучения и дисциплины, все ушло в мгновение ока.

Завтра ночью он войдет в круг камней и выполнит ритуал.

Завтра ночью он не выйдет из камней. Так или иначе, его больше не будет здесь и теперь.

И с божьей помощью, завтра ее столетие большее не будет иметь значение, поскольку с удачей, в Мабон он уничтожит всю несправедливость, что была сотворена.

Однако в течение времени, когда он пребывал в двадцать первом веке, его люди были так же мертвы, как и его замок был разрушен, ни больше чем древняя пыль, постыдно разносимая ветром по всей Шотландии. Небрежно тыльной стороной своих рук по щекам, он заставил себя встать на ноги и провел следующий час, блуждая в руинах, ища могилы. Он не нашел ни одной новой надпись внутри часовни. Где его клан? Если они умерли, где они похоронены? Где была могила Сильвана? Сильван сделал это дотошно дорогим, что он желал быть похороненным у рябины позади церкви, но камня с его именем не было.

 - Дэйгис МакКельтар, горячо любимый сын и брат

Он провел своими дрожащими пальцами по камню, который отмечал могилу его брата. Не способный постигнуть, что прошло пяти столетий, Драстена страдал от лихорадочно-острого горя, похоронив Дэйгиса только две недели назад. Смерть брата сводила его с ума. Они были так близки, как только могли быть два человека. Потеряв брата, он проводил бесконечные часы, споря с отцом.

– Что хорошего в знании камней, если я не могу возвратиться и отвести смерть Дэйгиса? – кричал он на Сильвана.