Поцелуй Крови
Шрифт:
мужчина ради, вероятней всего, секса по телефону, чтобы он мог кончить.
Да, жалкая из нее феминистка.
К тому же, она никогда не испытывала оргазма. С чего он решил, что сможет…
От звука вибрации она бросилась к кровати так быстро, что чуть не поскользнулась на
ковре.
– Да! – воскликнула она, чуть не упав.
Повисла короткая пауза. А потом этот низкий, потрясающий мужской голос прозвучал
прямо в ее ухо:
– Где ты сейчас в доме?
Она
– В своей спальне?
– Свет включен?
– Да? – Забавно, он задавал вопросы, а она отвечала на них, но на самом деле казалось
наоборот. Казалось, именно она спрашивала.
– Ляг на кровать. Выключи свет.
– Хорошо. – Она подошла к двери и щелкнула по выключателю… потом пересекла
комнату и забралась на высокий матрас, сбрасывая обувь и вытягиваясь на покрывале. –
Темно.
Кромешная темнота.
Крэйг издал звук, который она не смогла идентифицировать… но он был
изумительным. С выключенным светом казалось, будто мужчина был рядом с ней.
– Ты чуть не убила меня в классе, – сказал он гортанно.
– Почему?
– Я не мог оторвать от тебя глаз. Пялился на твой затылок. – Он снова издал этот звук,
что-то среднее между урчаньем и рыком… очевидно, он уже был полностью возбужден. – Я
представлял, как подхожу к тебе со спины и запрокидываю твою голову назад. Я скольжу
руками по твоему горлу… под твою форму… на грудь.
Веки Пэрадайз, затрепетав, закрылись.
– О, Боже… правда?
– Не переставая. По-твоему, почему я не поднялся из-за парты?
Она вспомнила, как он застыл в конце аудитории, с каменным лицом, его огромное
тело было напряжено.
– О чем ты?
– У меня встал. И я бы всем показал это.
Тело Пэрадайз выгнулось, когда она представила, как выглядел бы его пах в тех
свободных штанах, натянутых толстым стволом.
– Мне нужно сидеть перед тобой, чтобы совсем ничего не видеть. – Когда она тихо
рассмеялась, он простонал: – Повтори.
– Что?
– Этот смех. Он охрененно сексуален. – Когда она подчинилась, то услышала шорох. –
Пэрадайз, ты когда-нибудь ласкала себя?
Она на мгновение представила Ново, такую уверенную, такую сексуальную, опытную.
И подумала, что, может, стоит солгать.
– Нет.
– Я ласкал тебя в своих мыслях с тех пор, как вернулся сюда.
Еще больше образов с ним замелькали в темноте комнаты: как он достойно бьется с
Братом Бутчем; он в качалке; он смотрит на нее с другого конца раздевалки.
– Что на тебе надето? – выдохнул он.
– Кажется, будто ты рядом.
– Так и есть.
Посмотрев на себя в темноте, она ничего не увидела.
– Блузка на пуговицах.
– Не снимай ее, – простонал он. А может, это было урчанье. – Запусти руку под
воротник.
Казалось самым естественным в мире подчинение его приказам, и от прикосновения
собственных пальцев по коже пробежали мурашки.
– На тебе надет лифчик?
– Да.
– Ты чувствуешь лямки? Теплые на твоей коже?
– Дааа… выдохнула она.
– Расстегни верхнюю пуговицу. Сделай это для меня. Сейчас запусти руку глубже…
твой сосок тугой под чашечкой?
Кода она подчинилась, она хотела ответить «да», но дыхание было таким рваным, а ее
разум закоротило. Но он, казалось, был не против молчания.
Крэйг рассмеялся, она была в восторге от низкого, прокатившегося смеха.
– Я хочу коснуться ртом твоей груди. Я хочу смотреть и видеть, как ты хватаешь ртом
воздух, пока я облизываю тебя, посасываю.
Для немногословного мужчины он неплохо связывал слова.
– Я не могу забыть клинику, – услышала она себя. – Твою руку под простынями. Я
точно помню, как это было, вверх-вниз…
– Дерьмо.
– …пока ты не…
– Сорви кофту.
– Что?
– Сорви гребаную кофту со своего тела, – рявкнул он. – Положи телефон и сорви ее!
Пуговицы. Разлетелись повсюду.
И, Боже, это было прекрасно, ее грудь выгнулась, когда она разорвала блузку, застежки
нисколько не сопротивлялись ее силе.
Рухнув на матрас, Пэрадайз судорожно вернула телефон к уху… и услышала, что его
дыхание стало еще тяжелее, но потом он затих.
Напряженным голосом, словно пришлось стиснуть зубы, он приказал ей забраться под
чашечки и потереть соски, почувствовать упругую плоть, а потом вообще избавиться от
лифчика. Она не колебалась, и была поражена ощущениями, когда ее пальцы исследовали
мягкую кожу, напряженные соски, посылая электрические вспышки и жар прямо к ее лону. И
он не переставал говорить своим бархатным голосом, обдуманно направляя ее, постепенно и
неумолимо, невзирая на сексуальное влечение. Чем выше она взмывала, жарче и влажнее
становилась, тем меньше беспокоилась о скромности и порядочности… тем сильнее хотела
того, что он давал ей.
Но ей хватало ума сохранять тишину. Она хотела кричать его имя, но доджен или ее
отец начнут ломиться в ее запертую дверь, если услышат что-то, и это приведет к весьма
нежелательному разговору.