Поцелуй меня, дьявол
Шрифт:
Лицо у нее смягчилось, словно бы стаяла пленка, которая была совсем не к месту, и она сразу похорошела. Пышные белоснежные волосы подчеркивали ее миловидность. Она тяжело дышала, я это видел по движениям халата на ее груди.
— Им нужна была Берга.
— Давай начнем с самого начала. С тебя и Берги. Как вы познакомились?
— Встретились мы еще до войны. — Она замолчала, уйдя мыслями в прошлое. — Мы были «хозяйками» в зале для танцев. Вышло так, что обе мы дебютировали в этой роли, поэтому, наверное, и потянулись друг к другу.
— И долго вы жили вместе?
— Около года. Когда началась война, во мне взыграло чувство патриотизма, и я пошла работать на военный завод. Берга тоже уволилась… Но как она жила дальше, на какие средства — я не интересовалась. Считала, что это ее личное дело. Она была славная девушка. Когда я заболела, она переехала в мою квартиру и ухаживала за мной. После войны, когда завод закрылся, я потеряла работу, и она попросила своего друга устроить меня в ночной клуб в Джерси.
— Берга тоже там работала? — спросил я.
Она отрицательно мотнула белыми прядями.
— У Берги было много разных дел.
— А точнее?
— Не знаю. Я не спрашивала. Мы стали жить вдвоем в той же самой квартире, хотя по счетам чаще всего платила она. Похоже было, что она хорошо зарабатывает.
Лили оторвала взгляд от стены у меня над головой и посмотрела мне в глаза.
— Именно в это время я стала замечать в ней перемены.
— Какие?
— Она была… испугана.
— Она говорила, почему?
— Нет. Она отшучивалась. Дважды она пыталась уехать в Европу, но не могла купить билеты на тот пароход, который ее устраивал.
— Выходит, она была здорово напугана.
Лили неопределенно пожала плечами.
— Мне казалось, что страх ее растет. Дошло до того, что она боялась даже выходить из дома. Говорила, что плохо себя чувствует, но я-то знала истинную причину!
— Когда это было?
— Не очень давно. Точно я не помню.
— Ладно, не суть важно.
— Потом она начала изредка выходить. Ну, в кино там или в магазин. Но никогда не уходила далеко от дома. Потом пришли из полиции.
— Чего они хотели?
— Они пришли к ней.
— Допросить или арестовать?
— Главным образом допросить. Они и меня кое о чем спрашивали. Но я об этом ничего не знала. В тот вечер я заметила, что за мной кто-то идет. — В лице у нее вновь появилась напряженность. — С тех пор это повторялось каждый вечер. Я не знаю, нашли они меня здесь или еще нет.
— Полиция?
— Нет, не полиция. — Она сказала это очень просто, очень спокойно, но не могла спрятать страх, который рвался наружу. Ей очень хотелось услышать что-нибудь от меня, но я ждал, что она сама скажет. — Полиция приходила еще раз, но Берга им ничего не сказала. — Она снова облизнула губы, яркая помада начала сходить, обнажая их естественный цвет. — Потом пришли другие… Они отличались от полицейских. Наверное, из ФБР. Они увезли ее с собой. До того как она вернулась… заявились эти.
В последних двух
— Они сказали, что я умру, если расскажу кому-нибудь о них. — Она прикрыла рот рукой. — Мне надоело жить в страхе. — Голова у нее опустилась, и мне показалось, что она с трудом удерживает слезы.
Что я должен ответить? Как сказать ей, что она не умрет, если она все равно не поверит, потому что считает себя обреченной?
Я подошел к ней, секунду постоял рядом, потом присел на ручку кресла. Отведя ее руку от лица, я приподнял ей голову за подбородок и погладил по волосам. Они были такими, как и выглядели — шелковистыми и тонкими, и, когда я коснулся пальцами ее щеки, она улыбнулась, опустила глаза, и лицо ее осветилось. От нее исходил слабый запах аптечного спирта, чистый острый запах, существовавший отдельно от аромата ее духов.
У нее были большие темные глаза с овальным разрезом, тонкие брови, полные розовые губы, чуть приоткрывшиеся для улыбки. Мои пальцы слегка сжали ей плечо. Голова у нее откинулась на спинку кресла, губы раскрылись, и я медленно наклонился к ней.
— Ты не умрешь, — сказал я. Наверно, я не должен был этого говорить, потому что губы, которые были уже совсем рядом с моими, резко отодвинулись, и все сразу переменилось. Я молча сидел рядом с ней, пока она не перестала всхлипывать. Но глаза у нее были сухие. Страх не оставляет никаких слез. Во всяком случае, такой страх, который ею владел.
— Что они хотели узнать о Берге?
— Не знаю, — прошептала она. — Они заставили меня рассказать все, что я знала, а потом держали там, пока рылись в ее вещах.
— Нашли что-нибудь?
— Нет… судя по тому, что они страшно обозлились.
— Тебе досталось?
Она еле заметно вздрогнула всем телом.
— Мне доставалось и похуже. — Наши глаза встретились. — Это страшные люди. Теперь они убьют меня, ведь так?
— Если они это сделают, им самим несдобровать.
— Но мне от этого будет не легче.
Что я мог ей ответить? Я встал, вытряхнул последнюю сигарету из своей пачки, постучал концом по тыльной стороне ладони.
— Можно взглянуть на ее чемодан?
— Он в спальне. — Она отбросила волосы с лица усталым движением головы. — В стенном шкафу.
Я вошел в спальню, включил свет и открыл дверцу шкафа. Чемодан стоял на месте, большой чемодан из коричневой кожи с поперечными ремнями, который много повидал на своем веку. Я поставил его на кровать, расстегнул ремни и откинул крышку.
Разумеется, там не было ничего, что могло бы пролить свет на причину убийства. Пара потрепанных альбомов, три школьных ежегодника, куча нижнего белья, максимально открытые купальники, реквизит для стриптиза и связка старых писем.