Поцелуй мертвеца
Шрифт:
— Если попытаетесь вырваться и бежать, мы откроем по вам огонь.
— Из-за Акта о Сверхъестественной Угрозе, — подтвердил Блонди.
— Он дает нам законное право вас убить. Не забывайте, что у нас там два мертвых копа, умерших от укусов вампиров, что делает вас подозреваемыми в их убийстве. Вампиры, подозреваемые в убийстве, могут быть застрелены при попытке к бегству.
— Будь мы людьми, это работало бы иначе, — сказал он.
— С двумя-то мертвыми копами — сомневаюсь.
— Это было бы противозаконно, — добавил парень. Я схватилась за его руку и помогла ему подняться на ноги, но вышло слишком резко, отчего он пошатнулся
— Ты такая же сильная, как и мы, — прошептал он. — И я почувствовал, как ты кормилась от того офицера. Ты тоже не человек.
Я толкнула его, забыв, что помимо наручников на нем были и кандалы, поэтому была вынуждена ловить его снова. Никто больше, из находившихся в комнате, не смог бы двигаться достаточно быстро, чтобы практически без промедления подхватить его между толчком, началом падения и моментом захвата— ни один человек, находившийся в комнате.
— Вот видишь, — сказал парень.
Я заставила его шаркать вслед за остальными, которым помогли подняться. Я никак не могла определиться, стоило ли мне держать его поблизости, чтобы иметь возможность за ним присматривать, или же подальше — где он не сможет мне компостировать мозг. Почему он так сильно действовал на меня? Ответ: потому что я поверила в то, что он только что озвучил. Я подняла своего первого мертвеца случайно, когда была еще совсем подростком; увидела своего первого признака в десять — я всегда привлекала мертвых. Я не была похожа на остальных маршалов; они были людьми, которые по воле обстоятельств были хороши в истреблении монстров. Я же напротив — была одной из монстров.
Девочка в кандалах оступилась. Я схватила ее за руку, чтобы она не потеряла равновесие, и она пробормотала:
— Спасибо. — Затем обернулась и увидела, кто до нее дотронулся. Она издала слабый писк и начала вырываться. Я держала ее за руку совсем недолго, захваченная врасплох вспышкой страха, исходившей из нее, по моей руке, к языку. Я могла чувствовать ее страх так же, как я чувствовала вкус страха оборотня или человека. Все, что вас боится — еда. Я отпустила ее, и она упала, не способная устоять. Другие вампиры попытались помочь ей подняться, но были в таком же скованном положении. Наконец Зебровски помог ей.
Вампиры смотрели на меня, и даже за их угрюмостью и озлобленностью таился страх. Чего боятся монстры? Других монстров, разумеется.
Я поймала на себе взгляд Блонди, но именно Бабуля плюнула в меня словом:
— Чудовище!
— Для Вас, Бабуля, Маршал Чудовище. — Было единственным, до чего я додумалась.
— Ну почему у меня нет всяких там стильных прозвищ?! — возмутился Зебровски.
— Никто тебя не боится, Зебровски. — Я улыбнулась ему в ответ, с благодарностью за то, что он попытался обратить все в шутку.
— Просто ты такая крутая, что мне с тобой не тягаться.
— Так сказала твоя жена.
— У-у-у, — протянул Смит, — это было низко.
Зебровски ухмыльнулся, глядя на меня:
— Я не против, что ты— лучшая среди нас, и никогда не был.
— Спасибо, Зебровски. — Не будь я вооружена до зубов, окружена кровожадными вампирами, и на виду у стольких копов, я бы обняла сержанта, но попыталась взглядом дать ему понять, как много для меня это значило, этот самый момент для мужиков, когда ты в действительности не можешь сказать, как много эмоций кружит у тебя внутри.
Он улыбнулся, не той своей нагловатой поддразнивающей ухмылкой, а мягко, отчего его взгляд показался
Глава 5
Переводчики: lorielle, Stinky, Kinnetic, dragoman
Вычитка: Kinnetic
Зебровски должен был принять звонок от Дольфа, так что Стивенсу, Ульриху и Смиту пришлось мне помогать переправить в большой грузовой лифт еще семерых вампиров. Я решила оставить Блонди поблизости, потому что, если уж ему удалось так достать меня, не представляю, до какой степени он заебал бы других. Кроме того, чтобы отделаться от него, я должна буду признать, что он вынес мне мозг, и я не знала, что с этим делать. Единственное, что мне пришло в голову — это оставить Блонди при себе. Но он и вполовину не беспокоил меня так, как лифт. Это была примитивная железная клеть, для движения которой требовался человек, чтобы тянуть за рычаг. С одной стороны у него была открывающаяся дверь с деревянными планками и сеткой в качестве второй двери, но остальная часть лифта была реальной, открытый со всех сторон клеткой в темной, прохладной шахте. Настоящая смертельная ловушка, если кому вздумается напасть на нас сверху.
На управление лифтом я поставила Смита, который вез нас в прошлый раз и умудрился при этом не разбить всех к чертям. Приставив приклад своей AR к плечу и зажав его щекой, я выдохнула, направляя ствол вверх, через металлоконструкцию.
— Почему вы целитесь вверх? — спросил Стивенс.
Я все еще была сосредоточена на верхней части шахты, когда отвечала ему:
— Некоторые вампиры умеют летать.
— Я думал, что это всего лишь киношное дерьмо, — сказал он.
— Не только киношное дерьмо, — ответила я, слегка расфокусировав взгляд, всматриваясь в нависшую над нами темноту в поисках движения, любого движения, потому что там никого не должно было быть.
— Едем, — предупредил Смит.
Я слегка согнула колени для устойчивости, не прекращая всматриваться в темноту над нами.
— Давай, — отозвалась я.
Лифт вздрогнул и ожил. Это было похоже на морскую качку, а потом он выровнялся, и мы поехали.
— Большинство людей, ведь не смотрят вверх? — с сомнением спросил Блонди.
— Я — не большинство людей, — тихо ответила я, пока все мое внимание было сосредоточено на следующей за нами темноте. До сих пор двигались только мы и тросы. Я заставила себя не смотреть на них, чтобы сохранить рассредоточенный обзор, а не зацикливаться на какой-то определенной вещи; это смахивало на выслеживание животных в лесу во время охоты. Вы не ищете оленя сразу, в первую очередь вы замечаете движение, а потом, когда оно уже замечено, в работу вступает мозг, выясняя, что его произвело, и только тогда вы видите форму. Это труднее, чем кажется — не «смотреть» на какую-то определенную вещь, вместо того, чтобы не спуская глаз выискивать нечто, чего вроде бы там и быть не должно, когда так много осязаемого, на чем можно сосредоточиться. Глаза хотят зацепиться за что-то конкретное; мозг хочет уверенности вместо теней.