Поцелуй мертвеца
Шрифт:
— Кажется, — задумалась я.
— Американцы, как живые, так и немертвые— странная компания. Они ценят свой идеал свободы превыше всего, о чем иные из нас могли бы только мечтать.
— Мы -молодая страна, — ответила я ему.
— Согласен, в другой день и век Америка переживала бы свою экспансивную стадию построения империи, но вы слишком быстро повзрослели. Мировые лидеры, военные не позволили бы сейчас подобных завоеваний.
— Ага, было бы неплохо начать присваивать часть земель и ресурсов, за которые умирают наши солдаты, — съязвила я.
— Ma petite, да ты тайная империалистка?
— Просто устала смотреть в новостях, как гибнут
— Вы дарите свободу и вот благодарность от тех, кому помогаете, — произнес он очень спокойно.
— Ага, так благодарны, что до сих пор продолжают нас подрывать, — хмыкнула я.
— Должен признать, что Америка пришла к своему взрослению в нелегкие исторические времена.
— Эти ребята готовы были скорее умереть, чем принести тебе клятву на крови, но я чувствовала, будто они и так уже являются частью нашей линии [12] .
12
Линия крови – у вампиров: потомки (сколь угодно дальние) того или иного мастера вампиров (источника), обычно наследующие часть способностей своего мастера. По кровной линии передается власть сексуального соблазна (линия Белль Морт); способность разлагаться, оставаясь «живым» (линия Морт д’Амур); способности фурий (см. Мора).
— Это интересно. И неожиданно. Уверена, что это не так?
Сделав глубок вдох и выдох, я попыталась все проанализировать, вновь почувствовать, что уже чувствовала и позволила разделить с ним мои воспоминания. Замолчав, я просто открыла ему доступ непосредственно к моему сознанию.
— Я подумаю над этим. — Он отдалился от меня, чуть прикрываясь барьером.
— Тебе что-то пришло в голову, и мне это не понравится, ведь так?
— Есть одна идея, только и всего. Я хочу поразмыслить над ней, спросить мнения некоторых из старейшин, которым больше всего доверяю, прежде чем поделюсь ею с тобой.
— Прежде чем ты просто мне соврешь, — уточнила я.
— Когда-то, ma petite, ты даже не осознала бы, что я что-то от тебя скрываю.
— Я выучила тебя, — пояснила я.
— Мывыучили друг друга, — поправил он. — Ты доверишь мне придержать мои мысли при себе, пока я не решу, что готов поделиться ими с тобой?
— Лучше бы мне знать, — проворчала я.
— Так как? — вновь спросил он.
— Да, — выдохнула я, но подумала, что все равно хочу знать, и вновь оказалась в его голове, а он вытолкнул меня оттуда, нежно.
Я перестала смотреть на мир практически через его сознание, и теперь словно зависла перед ним или чуть выше. Именно так я все и видела на расстоянии, прежде чем приспособилась к этому, но сейчас именно Жан-Клод оттолкнул меня прочь.
Он улыбнулся, сверкнув глазами цвета насыщенной кобальтовой синевы, самого чистого темно-синего оттенка, когда-либо встречаемого мной в чьих-то глазах. Сначала глаза, затем черные локоны, извивающиеся поверх его поблескивающего, прекрасного тела; маленький шрам от ожога в виде креста на его груди казался гладким, когда я касалась его кончиками пальцев. В тот же миг, как только я отчетливо вспомнила это ощущение, я оказалась так близко от него, словно снимала его на камеру с близкого расстояния.
На этот раз он сильнее оттолкнул меня, перестав улыбаться, когда взглянул на меня. Я знала, что он видел меня в затемненной аллее, как я видела его в элегантно обставленном кабинете.
—
— Я доверяю тебе, — ответила я.
— Но все еще пытаешься проникнуть, проверяя на прочность границы.
— Прости. — Я пожала плечами. — Не особо-то и хотелось.
— Не хотелось, но пыталась, ma petite.
Я снова пожала плечами:
— Ну, нельзя же винить девушку только за то, что она пыталась.
— Да, да, знаю, — сказал он. — Je t'aime, ma petite.
— Я тоже тебя люблю, Жан-Клод, — ответила я.
Прервав нашу связь, он категорично и плотно закрыл свою метафизическую дверь. Он что-то задумал, и, если бы я надавила, он мог бы расколоться, но я уяснила, что когда Жан-Клод говорил, что мне лучше чего-то не знать, то так оно и было. Неведение вовсе не блажь, но таковым не является и знание. Иногда ты узнаешь больше чем нужно, и эти знания не делают тебя счастливей.
Услышав, что позади меня кто-то был, я обернулась, обнаружив Зебровски у входа в аллею:
— Он видел их в новостях?
— Что? — переспросила я.
— Тела, — пояснил он.
Я моргнула, глядя на него, пытаясь окончательно вернуться в собственное сознание и тело. Я коснулась кончиками пальцев холодного, грубого кирпича, и это сработало.
— Ты в порядке? — прозвучал вопрос.
— Конечно, — кивнула я в ответ.
— Я Кэти тоже позвонил, — вставил Зебровски.
— Она увидела все в новостях, — догадалась я.
— Не она. Дети.
— Мне жаль, Зебровски. — Я с сочувствием посмотрела на него. — Должно быть это тяжело.
— В новостях тела показали под простынями и прочей дребеденью, и еще объявили, что были убиты двое полицейских, но имена не афишировали, пока не будут оповещены семьи. С одной стороны это хорошо, но в то же время адская пытка для остальных семей, — закончил он свою мысль.
Я думала об этом, но большинство моих «бой-френдов» могли чувствовать, жива я или нет, и умри я, они ощутили бы это, точно так же, как я ощутила бы их смерть. Только я отгораживалась барьером как последняя сволочь, чтобы не пускать их к себе в голову. Я ясно дала понять, что им всем следует держаться подальше от моего сознания, пока я на месте преступления и сделала все зависящее от меня, дабы удостовериться, что не делилась с ними информацией по текущим расследованиям. Держать дистанцию, чтобы сохранить секреты друг от друга, требовало не малых усилий, но я обязана была так поступать, не только чтобы сохранить конфиденциальность полицейской работы, но и потому, что им не нужно было видеть все те ужасы, с которыми я сталкивалась по долгу службы. Я не хотела, да и не было нужды делиться этой частью моей работы. Иногда, когда мне снились кошмары, они улавливали их обрывки, если мы спали рядом друг с другом. Когда я расследовала реальную мокруху, некоторые из моих любовников предпочитали ночевать где-нибудь в другом месте. Не то, чтобы я их винила за это, хотя и заметила, что те, кто так поступал, теряли в моих глазах заработанные очки моей к ним благосклонности. Я предпочитала, чтобы в моей жизни были люди, готовые принять меня всю, а не порционно.
Стоило ли мне позвонить домой? Наверное. Дерьмо.
— Что это за выражение на твоем лице? — обратился ко мне Зебровски.
— Я сообщила Жан-Клоду, но не сказала, чтобы он передал остальным.
— Разве он не сделает этого сам?
— Не факт; вампиры постарше не всегда охотно делятся информацией.
— Нам нужно, чтобы ты поговорила с этими вампирами прямо сейчас, но если хочешь позвонить кому-то еще из твоих парней, то делай это быстрее.
— Спасибо, Зебровски, — отозвалась я.