Поцелуй перед смертью

Левин Айра

— Добрый вечер, Берт, — сказал он.

Глава 5

В субботу в начале ноября у Марион был день рождения. Утром она торопливо убрала квартиру и в час дня пришла на тихую улочку, отходящую от Парк-авеню, и подошла к небольшому зданию, где серебряная табличка около белой двери доверительно сообщала, что здесь находится не приемная психотерапевта и не контора дизайнера, а ресторан. За белой дверью ее ждал Лео Кингшип, присев на обитый штофом диван в стиле Людовика XV и перелистывая журнал «Гурман», предлагаемый дирекцией ресторана вниманию ожидающих. Он положил журнал, встал, поцеловал Марион в щеку и поздравил

ее с днем рождения. Метрдотель с озабоченно трепещущими пальцами и светящимися неоновым светом зубами отвел их к столику, снял табличку «Заказано» и усадил их с экспансивной французской галантностью. На столе в вазе стоял букет роз, а рядом с прибором Марион лежала коробочка, завернутая в белую бумагу и перевязанная золотой лентой с пышным бантом. Кингшип притворился, что не видит ее. Пока он разглядывал карту вин и выслушивал предложения метрдотеля, Марион освободила коробочку от золотых уз. Ее щеки порозовели, глаза засияли. На бархатной подушечке лежал золотой диск, усеянный крошечными жемчужинами. Марион ахнула от восторга, а когда метрдотель удалился, со счастливой улыбкой поблагодарила отца, пожав ему руку, которая словно случайно оказалась рядом с ее рукой.

Сама она, может быть, и не выбрала бы эту брошь — у нее был более строгий вкус, — но она была искренне счастлива, обрадованная если не самим подарком, то тем, что отец захотел доставить ей удовольствие. В прошлом Лео Кингшип отзывался на дни рождения дочерей конвертом с сертификатом на покупку подарка стоимостью в сто долларов, который был обязателен к приему в универмаге на Пятой авеню. Подготовить такой конверт входило в обязанности секретаря.

Расставшись с отцом, Марион зашла в парикмахерскую, а потом вернулась домой. Ближе к вечеру прожужжал сигнал домофона. Она нажала кнопку, которая открывала дверь внизу. Через несколько минут явился посыльный, так тяжело дыша, словно он принес не коробку из цветочного магазина, а тяжелый сундук. Его дыхание сразу успокоилось по получении двадцати пяти центов.

В коробке под зеленой вощеной бумагой лежала белая орхидея. На вложенной в коробочку карточке была краткая подпись — «Берт». Встав перед зеркалом, Марион стала прикидывать, куда лучше приколоть орхидею — к волосам, плечу или на запястье. Потом пошла на кухню, положила цветок обратно в коробку, а коробку сунула в холодильник, предварительно побрызгав водой толстые тропические лепестки.

Он прибыл точно в шесть часов. Дважды нажал на кнопку звонка у дощечки с именем Марион и остался ждать в душной прихожей. Сняв перчатку, он удалил ниточку с отворота своего синего костюма. Скоро на лестнице послышались шаги. Дверь с убогими шторами отворилась, и вошла Марион. Ее глаза сияли, орхидея белела на черном пальто. Они крепко пожали друг другу руки. Он поздравил ее с днем рождения и поцеловал в щеку, чтобы не смазать губную помаду, которая, как он заметил, на этот раз была более броской, чем та, что он видел у нее в их первую встречу.

Они пошли в ресторан на Пятьдесят второй улице. Цены в меню, хотя они были значительно ниже, чем там, где она обедала с отцом, показались Марион непомерно высокими — она смотрела на них глазами Берта. Она предложила ему сделать заказ для них обоих. Они начали с черного лукового супа, потом официант принес бифштексы, которым предшествовал коктейль с шампанским: «За тебя, Марион». Расплачиваясь, Берт положил на поднос официанта восемнадцать долларов и заметил, что Марион слегка нахмурилась.

— Но ведь сегодня твой день рождения, в конце концов, — улыбнулся он.

Из

ресторана они поехали на такси в театр, где показывали «Святую Иоанну». Они сидели в центре шестого ряда партера. Во время антракта Марион была непривычно говорлива. С сияющими глазами она обсуждала Шоу, пьесу и знаменитость, которая сидела в пятом ряду. Во время спектакля они с Бертом держались за руки.

После театра, считая, что Берт и так уже достаточно на нее потратился, она пригласила его к себе.

— Я чувствую себя как пилигрим, которого наконец-то допустили в храм, — сказал он, поворачивая ключ и одновременно нажимая на дверную ручку.

— Не ожидай увидеть ничего особенного, — быстро проговорила Марион. — Хотя это и называется квартирой из двух комнат, на самом деле комната одна — да еще малюсенькая кухня.

Он вынул из замка ключ и отдал его Марион. Она шагнула в квартиру и потянулась рукой к выключателю. Комната наполнилась рассеянным светом. Он ступил за ней и закрыл за собой дверь. Марион, повернувшись, наблюдала за его лицом. Он обводил глазами темно-серые стены, гардины с голубыми и белыми полосками, дубовую мебель.

— Квартирка очень маленькая, — сказала Марион.

— Но очень милая, — отозвался он. — Очаровательная.

— Спасибо.

Марион отвернулась, откалывая от пальто орхидею. Ей вдруг стало неловко — как при их первой встрече. Она положила цветок на буфет и стала снимать пальто. Берт помог ей.

— Прелестная мебель, — сказал он ей поверх плеча.

Она повесила их пальто в стенной шкаф и повернулась к зеркалу, висевшему над буфетом. Трясущимися пальцами, глядя в зеркало на Берта, она приколола орхидею к своему светло-коричневому платью. Берт прошел на середину комнаты и, остановившись у кофейного столика, поднял квадратную медную тарелочку. Его лицо оставалось бесстрастным, так что было трудно понять, нравится ему эта вещица или нет. Марион не могла двинуться с места.

— М-м-м, — наконец произнес он. — Наверно, подарок отца?

— Нет, мне ее подарила Эллен, — сказала Марион, по-прежнему глядя в зеркало.

— Да?

Он секунду разглядывал тарелочку, потом поставил обратно на столик.

Теребя пальцами воротник платья, Марион отвернулась от зеркала и посмотрела на Берта, который тремя размашистыми шагами пересек комнату, подошел к низкому книжному шкафу и поднял глаза на висевшую над ним картину. Марион пристально глядела на него.

— А, наш старый друг Демут, — сказал он, с улыбкой поворачиваясь к ней.

Она улыбнулась ему в ответ. Он опять посмотрел на картину. Марион шагнула к нему.

— Я так и не понимаю, почему он назвал изображение элеватора «Мой Египет».

— Это разве элеватор? А я и не знала.

— Все равно картина прекрасная. — Он повернулся к Марион. — В чем дело? У меня испачкан нос?

— Что?

— Ты так смотришь…

— А-а-а… Нет-нет. Хочешь выпить?

— М-м-м… не отказался бы.

— У меня есть только красное вино.

— Ну и превосходно.

Марион повернулась к двери в кухню.

— Подожди. — Он вынул из кармана завернутую в бумагу маленькую коробочку. — С днем рождения.

— О Берт! Зачем ты так потратился?

— Да, наверно, не надо было, — поддразнил он ее. — Но разве ты не рада?

В коробочке были серебряные серьги — простые отполированные треугольнички.

— Спасибо, Берт! — воскликнула Марион. — Они прелестны. — Она поцеловала его.

Потом направилась к зеркалу, чтобы вдеть серьги в уши.

Он подошел и встал у нее за спиной, глядя на нее в зеркало. Когда она вставила обе сережки, он повернул ее к себе лицом.