Поцелуй победителя
Шрифт:
Когда Кестрель, спотыкаясь, взобралась на холм с обломком стрелы, торчащим из нагрудного доспеха, бледная, измазанная в грязи, Арин обнял ее и прижал к себе, вздохнув с облегчением. От нее пахло дымом. Броня была покрыта липким соком сиррина. Арин догадывался о том, что сделала Кестрель. Даже теперь, видя, что она уже в безопасности, он почувствовал дрожь страха, пробежавшую по телу. Арин отстранился, заметив, что испачкал ее кровью и оставил следы на одежде и небольшое пятнышко на щеке. Кестрель окинула Арина взглядом. Он боялся думать о том, как выглядит сейчас.
— Твой
Глаза Кестрель потемнели.
Уже потом, когда огонь догорел и на дороге остались лишь пепел и тела погибших воинов, когда солдаты Рошара собрали на пепелище все, что смогли, когда Арин помог поймать лошадей, оставшихся без всадников, — только тогда Кестрель наконец заговорила.
— Он пополнит запасы. — Ее голос ничего не выражал. — У империи полно пороха. Возможно, сейчас ему придется отправиться на Итрию, но, когда он вернется, устоять будет непросто.
Все, что осталось от валорианского обоза, погрузили в повозки, туда же положили своих раненых. Пора было возвращаться к поместью, где ждала остальная часть войска. Когда они остановились у стен Эррилита, в том же месте, где стояли лагерем в прошлый раз, Арин подошел к костру Рошара. Солнце только что село. Воздух, по-прежнему тяжелый и теплый, был пронизан медовым сиянием.
Рошар курил. Он пребывал в скверном настроении с тех пор, как они покинули сожженную дорогу, хотя Арин уже напоминал ему о том, что сражение закончилось их победой.
— Я знаю, — ответил Рошар, но по-прежнему сердился.
Арин взял себе несколько горячих лепешек, подрумяненных на костре. Мягкий хлеб в походе казался почти волшебством. Арин оторвал небольшой кусочек лепешки и медленно прожевал. Рошар покосился на него, фыркнул, но промолчал — какое разочарование! Арин надеялся спровоцировать принца тем, что стащил у него еду.
Мимо костра прошел какой-то гэррани. Он не остановился, но Арин успел заметить, что глаза у солдата подведены оранжевой краской на дакранский манер.
— Как мило, — обратился Арин к Рошару.
Принц подавился дымом. Когда он перестал кашлять, Арин спросил:
— Или это выглядит неуважительно? То, что мои люди стали так краситься?
— Вовсе нет, — отозвался Рошар. В его голосе не было сарказма, и все же слова прозвучали несколько язвительно, словно принц намекал, что Арин ничего не понял. — Действительно, мило.
— Объясни.
— Я не считаю себя таким уж приятным.
Арин нахмурился в недоумении:
— Да, но мы же не о тебе говорим.
— Вот именно! А должны бы говорить обо мне.
Арина расстраивало, что Рошар постоянно прячется за фальшивым высокомерием. Оно напоминало траурные одежды, облаченные в шутливую обертку. Арин уже собирался сказать об этом, но потом увидел, что принц выглядит крайне встревоженным.
— В чем дело?
— Помнишь, как ты напал на меня у нас в столице, прямо на глазах у королевской стражи?
— Позволю себе заметить, что перед этим ты меня обездвижил и связал.
— Помнишь, какое тебе назначили наказание?
— Не понимаю, какое отношение это имеет к краске.
— Ты
Арин встревожился:
— Королева велела тебе самому выбрать наказание. Но ты так ничего и не придумал.
— Аудиенция с моей сестрой проходила на дакранской, которого ты тогда не понимал, верно?
— Верно.
— А переводил я. И даже предупреждал: ты можешь лишь надеяться, что я не обману тебя.
— Так ты соврал?
— Скажем так, позволил себе несколько вольный перевод.
— Рошар.
— Тогда я думал, что это не важно. Какое тебе дело до тонкостей дакранских законов? С тебя и взять-то было нечего.
— Что именно сказала королева?
— Что твоя жизнь принадлежит мне.
Арину, чья жизнь и так уже принадлежала слишком многим, резко стало нечем дышать.
— Поэтому да, — продолжил Рошар, — я действительно имел… имею право выбрать тебе наказание, даже убить тебя, если захочу. По нашим законам я также могу забрать у тебя все что угодно.
— Мы не в Дакре. Здесь ваши законы не имеют силы.
— Мои солдаты с тобой не согласятся.
— И что тебе нужно? — Арин повысил голос. — Мой дом?
— Речь не о том, чего я хочу или не хочу. Но если мы победим в этой войне, у тебя будет кое-что посерьезнее. Достойный трофей в глазах общества.
Арин понял, о чем он, и добавил:
— Гэрран — не моя собственность.
— Арин, я тебя умоляю.
Арин смолк. Костер постепенно догорал. Тени вокруг сгущались.
— Это ставит мою сестру в любопытное положение, — продолжил Рошар. — Ведь о наказании было объявлено во всеуслышание. Она приняла такое решение не подумав, хотя, честно говоря, когда ты только заявился к нам, никто и вообразить не мог, что ты чего-то да стоишь. Королева не видела в тебе ценности, а зрелище для двора получилось отличное. Но теперь все, что твое, — мое. Гэрран — неплохое приобретение, несмотря на отвратительную здешнюю погоду. Плодородные земли, отличный щит от набегов империи. Сейчас у моей сестры есть несколько вариантов. Все зависит от того, как закончится война. Если мы победим империю, Гэрран можно захватить силой. В обычной ситуации никто и слова бы не сказал, но есть одна проблема: получится, что королева отнимает у меня то, что принадлежит мне по закону нашей страны. Есть и другой выход: Илиша может попросить меня подарить ей Гэрран.
— Ты этого не сделаешь.
— Потому что мы друзья? Как трогательно. И наивно. Именно это мне в тебе и нравится. Ты такой очаровательный временами.
— Я тебе не позволю. Тебе придется убить меня.
— Знаю, мой милый гэррани. — Рошар отложил трубку, потер руки, будто стряхивая с них грязь, а потом уставился на свои пустые ладони.
Арин уже не злился.
— Ты этого не сделаешь, — повторил он. — Иначе ты не стал бы мне этого говорить.
— Я бы и рад так думать, но речь идет о человеке, который отдал собственную сестру в заложники врагу. Что ты на это ответишь? Что всем нам подчас приходится принимать непростые решения? Ошибаться? Предавать все лучшее в себе? Да, так и есть. Я ведь давно хотел тебе сказать, но молчал несколько месяцев.