Поцелуй победителя
Шрифт:
— Не хочешь ли ты сказать, что жалеешь о его смерти, потому что он был хорошим человеком?
— Это был человек. А теперь он мертв. Я его убила.
— Я рад, что ты это сделала.
— А я нет. — Кестрель разозлилась.
— Ты хоть понимаешь, — в голосе Арина зазвучали суровые нотки, — что он сделал бы, не убей ты его?
— Если бы офицер собирался это сделать, у него получилось бы. Но он не хотел. И только поэтому я…
— Он не думал убивать тебя, потому что планировал взять в плен!
— Я
— Ладно, только не проси меня разделять это чувство.
— Я и не собираюсь.
— Если бы он взял тебя в плен… — Арин замолчал на мгновение, а потом продолжил: — Они убийцы. Рабовладельцы. Грабители. Мне их не жаль.
— То есть ты никогда не жалел о том, что убил кого-то?
Глаза Арина сверкнули, в них словно промелькнул призрак каких-то минувших событий.
— Теперь не стану.
Кестрель всмотрелась в его лицо. Гнев растаял: она вспомнила, как сильно различается их прошлое. Раны Арина были намного глубже. Кестрель невольно надавила на больную точку.
— Я тебя расстроила.
— Да. Мне неприятно слышать, как ты винишь себя, потому что защищалась от того, кто хотел причинить тебе боль.
— Дело не только в этом.
Арин уставился на свои ладони, на которых остались капли ее крови.
— Ты еще можешь передумать. В этом нет ничего плохого. Тебе не обязательно участвовать в войне.
— Обязательно. И я не передумаю.
— У тебя не было другого выхода, — мягко произнес Арин. — Или он, или ты.
Кестрель взглянула на свою забинтованную ногу, на мокрую траву под ней. Подумала о своем прошлом, обо всей жизни.
— Я хочу, чтобы всегда был третий вариант.
— Тогда мы должны построить мир, в котором так и будет.
Когда Рошар увидел ее с разорванной штаниной в сопровождении Арина у входа в свою палатку, его глаза весело засверкали. Кестрель была уверена: принц непременно пошутит о том, что Арину давно пора было сорвать с нее одежду. Потом Рошар съязвил бы о том, что Арин не сумел довести дело до конца («Всего одна штанина? Да ты лентяй, Арин!»), или упрекнул бы его в излишней скромности. А возможно, принц принес бы свои соболезнования по поводу преждевременной кончины таких хороших штанов и спросил бы, не полезла ли она под меч намеренно.
— На перевалочном пункте все пошло не по плану, — сообщила Кестрель, покраснев.
Это и так было очевидно, но она хотела сразу направить разговор в нужное русло, чтобы Рошар ни в коем случае не начал спрашивать о том, что произошло (и не произошло) в палатке.
— Она ранена, — добавил Арин, который — хотя об этом трудно было догадаться — тоже смутился.
— Не страшно, — отмахнулся Рошар. — Всего лишь царапина, иначе она бы здесь не стояла.
— Кстати, ты бы мог предложить ей присесть, — сказал Арин.
— Видишь ли, мой милый гэррани, у меня в палатке всего два стула, а нас трое. Хотя, полагаю, Кестрель может устроиться у тебя на коленях.
Арин
— Я мог бы и что похуже сказать, — возмутился Рошар.
— А мог бы и промолчать, — отрубила Кестрель.
— Ну, это совсем на меня не похоже.
Отвечать она не стала. Когда все наконец расположились в палатке (Арин остался стоять), Кестрель подробно рассказала о произошедшем.
— Я написала послание генералу, — закончила она, — и отправила ястреба.
— Сколько у валорианской разведки шифров? — спросил Рошар.
Кестрель поскребла ногтем деревянный подлокотник.
— Много. Я точно не знаю. Возможно, я забыла что-то из того, чему меня учил отец. Или он рассказывал мне не все. К тому же за прошедшее время могли придумать новые шифры.
— То есть вероятность того, что ты правильно подобрала шифр для послания, не слишком-то велика, верно?
— Да.
— А как ты решила, какой выбрать? — поинтересовался Арин.
— У офицера в палатке стояли счеты. Это странно, если только он не занимался учетом продовольствия, но это обычно делается в главном лагере, где и хранятся припасы. Я вспомнила численный шифр. Возможно, счеты нужны были для того, чтобы правильно высчитывать шифровальные символы.
— В противном случае, — вздохнул Рошар, — твой отец прочитает послание, увидит, что шифр не тот, и отправит кого-нибудь на перевалочный пункт, где обнаружится мертвый офицер.
— Если и так, — возразил Арин, — наше положение будет ничуть не хуже, чем раньше.
— А вот и нет. Генерал поймет, что письмо — уловка, и сделает все наоборот. Он пойдет не по главной дороге, а обходными путями через лес, где от наших пищалей будет мало толку. Там мы будем лишены преимущества, которое дает главенствующая позиция на местности. И ты это знаешь.
Арин смолк, смущенно поглядывая на Кестрель. Да, он прекрасно осознавал это, как и она сама. От того, что Арин попытался преуменьшить значение ее ошибки, стало только хуже. Он ведь понимал, насколько все серьезно на самом деле. Рошар откинулся на спинку скрипучего стула и перевел взгляд с Арина на Кестрель. Глаза принца, подведенные свежей зеленой краской, блестели, как черная глазурь.
— А хороших новостей у тебя нет?
— В моем послании не было ничего о том, что мы планируем использовать зараженные трупы во время обороны. Мне пришлось придумать эту ложь для офицера, чтобы удержать его на расстоянии. Но, когда я его убила, необходимость в выдумке отпала. Поместье покажется валорианской армии совсем легкой добычей.
— При условии, что твой отец проглотит наживку.
— Она сделала что могла, — встрял Арин.
Обезболивающий эффект мази, нанесенной на рану, постепенно сходил на нет. Кестрель потерла повязку, рассматривая переплетения бинта, и попыталась сглотнуть горькое чувство поражения. От того, что Арин защищал ее, становилось только хуже.