Поцелуй шипов
Шрифт:
Лицо ударника было едва видно - и всё же я видела достаточно, чтобы разглядеть белую кожу, привлекательно-красивый рот, угловатые скулы и характерный нос. Группа играла Swing of Things от a-ha, песню, которую я никогда не слышала до того времени, как Джианна предприняла на меня атаку в виде видеоклипов. Она немедленно послала мне оригинал в MP3 формате, из-за чего, благодаря деревенской, медленной цифровой абонентской линии, наша связь с интернетом была блокирована целый час. С тех пор я слушала эту песню по меньшей мере один раз в день, чаще всего пред сном или, когда ехала на машине, и при последних тактах,
– Оттенок голоса многое компенсирует и в конце концов он не фальшивит.
– Я считала, что он пел намного лучше, чем певец, который на высоких пассажах систематически терпел неудачу.
Тем не менее сомнения ещё были, потому что они разрешали мне игнорировать ту молодую, черноволосую женщину, которая стояла в первом ряду и смотрела на сцену стеклянными глазами. В течение двух секунд она была в кадре, вначале и в конце песни, и каждый раз я думала, что узнаю ту девушку, которую хотела поцеловать, когда во время вечерники восьмидесятых, прошлым летом, скользнула в воспоминания Колина, когда заиграла песня Being Boiled от Human League.
Клип был проклятием и благословением в одно и тоже время и всё же самое ценное, что у меня было из подарков на память от Колина. Ведь я могла смотреть на него, хотя запись происходила из того времени, когда я ещё даже не была мыслью - а он уже в двадцатилетнем возрасте и очевидно влюблён. В черноволосую девушку, которая уж точно не охотилась на Маров и не позволила ему пнуть себя в живот, чтобы таким образом он смог спасти её брата.
– Oh, but how can I sleep with your voice in my head, with an ocean between us and room in my bed … - Я подключила наушники в порт компьютера, поставила на полную громкость и стартовала клип, чтобы в очередной раз у меня возникло желание стать той черноволосой женщиной, стоящей в первом ряду и ещё не подозревающей, что придёт Тесса, чтобы отобрать у неё то, что она как раз только полюбила.
Демона в человеческом облике.
Ненавижу и люблю
Мне не нужно было открывать глаз, чтобы проверить то, что я почувствовала. В считанные секунды это вырвало меня из глубокого сна, из свинцовой пустоты без времени и пространства, которая не оставляла места для мыслей и чувств.
Как и раньше в детстве, когда я точно знала, что в моей комнате находится паук, даже если папа нигде не мог его найти - он был там. Он был там! Возможно только в моей голове, да, но оттуда он оккупировал каждую клетку и каждый уголок, завладевал мной, используя в своих целях, и питал это состояние одержимости моим собственным страхом.
Будучи ребёнком, я съёживалась, отползала от стены в подножие кровати, натягивала одеяло на тело, притягивала колени к себе, пока не казалось, будто хрящи вот-вот взорвутся.
Но теперь невозможно было двинуться с места. Даже моё дыхание стало поверхностным. Я не
Несмотря на нахлынувшие эмоции, мой мозг работал надёжно и холоднокровно напомнил, что я уже переживала подобную ситуацию. Нет, она вызвана не кошмаром о пауках, как в детстве, а была совершенно реальной. И хотя я чуть не обезумела от паники и необузданной паранойи и уже день назад, как сумасшедшая, ползала по влажной мостовой Шпайхерштадта, мой страх имел свою причину, конкретную, видимую причину, намного большую и могущественную, чем когда-либо может стать самый ядовитый паук. Он висел надо мной, на потолке, готовый атаковать. Я ждала эту атаку, чтобы в страхе наконец появился смысл - и всё же отреагировала бегством, когда смогла снова двигаться.
Теперь же страх и разум боролись друг с другом, как противники. Это была справедливая борьба. Я могла без колебаний позволить им выступить друг против друга. В одном они были так или иначе согласны: что-то здесь присутствовало. Ни воображение. Ни галлюцинация. Ни сон наяву. Оно прокралось ко мне через окно. Хотело напугать. Отобрать воздух.
Он уже заканчивался. Мне всё тяжелее становилось дышать, использованный кислород выходил из моих лёгких, сдавленно и мучительно, как будто меня душили две сильные руки. Но у моего разума было более сильное орудие. Он отключил мой инстинкт к бегству, чтобы заключить союз с гневом.
Когда существо упало на меня, я раздосадовано закричала, а его холодная, бархатистая щека коснулась моего рта. Его когти впились в мои запястья и крепко вжали их в простынь. Ледяное дыхание заскользило по моей голой шеи, чуть ли не прикосновение, как кусок материи, которая должна меня задушить.
– Ни слова, - прогромыхал он.
– И никакой радости.
– Пошёл ты, - прорычала я, задыхаясь, но он ещё сильнее вжал меня в матрас, чтобы заставить замолчать. Я врезала ему коленом в пах и приподняла локти вверх, но ничего не могла предпринять против него.
Вместо этого ударилась лицом о край кровати. Казалось, он весит тонны, когда одним единственным движением, покончил с моим оборонительным барахтаньем ног. Мои икры замлели, а живот внизу прострелило пронзительной, тянущей болью.
– Ты причиняешь мне боль!
– пожаловалась я, в этот раз немного яснее.
– Так и было задумано, так что не сопротивляйся, чёрт тебя побери, не то я снова сделаю тебе больно, - прошипел он.
– Если начнёшь радоваться, то мы трупы, и твоя семья с нами в придачу. А если не будешь сопротивляться, тебе будет легче ненавидеть меня.
– Избавь меня от своих психологических лекций и перейди к делу, - прошипела я в ответ. Мне на одну долю секунды удалось высвободить голову из его железной хватки и укусить его за щёку.
– Чёрт, перестань, ты глупая корова, и выслушай меня наконец! Не придуривайся!
– Мудак.
– Я задохнулась, потому что он надавил своим большим пальцем на мою гортань. Не жестоко, но достаточно сильно, чтобы помешать мне говорить. Взбесившись, я попыталась, изворачиваясь, выбраться из-под его тела.