Поцелуй смеющегося Будды

Шанина Ирина Всеволодовна

Это была маленькая и странная улица. Гонконг — город немного показушный: главные торговые улицы выглядят точно так же (если не роскошнее), как в любом городе мира. Кстати, и называются они точно также: есть в Гонконге своя Пятая авеню и своя Пикадилли. Но стоит сделать несколько шагов в сторону, как попадаешь в совершенно другой мир: мелкие лавочки, торгующие чуть ли ни приворотным зельем; с потолка свешиваются акульи плавники, какие-то засушенные трупики, неприятного вида коренья. Все вместе напоминает антураж пещеры, в которой жила колдунья Гингема. На пороге сидит продавец. Как правило, это молчаливый аксакал лет ста пятидесяти на вид. Помните старцев в «Белом солнце пустыни»? Там рядом с ними что-то взрывается, тюбетейки (или чалмы — вот точно не помню) слетают на фиг, а они и ухом не ведут. Так вот, по сравнению с местными торговцами летучими мышами, те старцы — просто суетливые подростки.

Есть выражение — «кривая вывезет». В данный момент времени моя «кривая» вывезла меня аккурат к такой лавчонке. Я засуетилась — было непонятно,

куда я попала, в каком направлении мне следует идти и, самое главное, сумела ли я оторваться от погони. Надеясь только на чудо, я подошла к старцу и попыталась выяснить, куда же мне двигать дальше. Чуда не произошло, старец на мои слова никак не отреагировал: либо по-английски не говорил, либо был глухонемым (первое — вероятнее). Я достала из кармана «универсальный переводчик» в виде купюры в десять долларов (местных, разумеется). Но торговец плавниками, похоже, был не только глух, но и слеп. На протянутую купюру он не отреагировал никак. Возможно, был не из тех, кто продается — за такую незначительную сумму. Увы, больше я предложить в данный момент не могла. Мое финансовое положение никак нельзя было называть блестящим. Возникла неловкая пауза, хотя неловко чувствовала себя только я — деду, похоже, от жизни уже ничего не было нужно, у него все было: лавка со змеиными яйцами и трубка с опиумом.

С самого раннего детства я страдаю маниакальной застенчивостью. В любой ситуации меня гложет мысль, что обо мне подумает собеседник (даже если этот «собеседник» — пергидрольная тетка, торгующая у метро семечками). Вот и сейчас мне показалось, что дед смотрит на меня осуждающе (хотя он, скорее всего, пребывал в мире своих опиумных фантазий). Я ткнула пальцем в какой-то сушеный плавник и, изобразив на лице живейшую заинтересованность в данном товаре, снова протянула купюру. Мне послышалось, что в голове у старца что-то щелкнуло, и на лице появились первые признаки того, что он еще не окончательно удалился из этого мира. Он медленно протянул руку и взял купюру. Внимательно рассмотрев ее, он ловким движением (честно говоря, не ожидала от этой развалины такой прыти) спрятал деньги в карман и что-то прощебетал. Я решила, что он обращается ко мне и постаралась с помощью мимики дать понять, что по-китайски я совсем никак… Но, как выяснилось минуту спустя, старец вовсе не питал иллюзий относительно меня, на его зов выскочила женщина неопределенного возраста и уставилась на хозяина. Дедок бодро проквакал еще одну фразу, и женщина переключила свое внимание на меня. Похоже, что от меня ждали «заказа». Я посмотрела на сушеные пакости, подвешенные на веревочках, и поняла, что совершенно не помню, на какую из них показывала вначале. Пришлось действовать по наитию: обнаружив очень похожий плавник, я энергично закивала, чтобы владельцам лавки сразу стало ясно, что именно эту вещь я жажду приобрести в собственность. Женщина отрезала плавник и протянула мне. Несмотря на то, что около плавника болтался ценник с цифрой «8» (что, по моему скромному разумению, должно было означать восемь гонконгских долларов), никто даже не заикнулся о сдаче. А сама я заикнуться не могла в силу слабого знания китайского. Ну, все, делать здесь вроде больше нечего: мой кошелек стал легче еще на десятку, я приобрела замечательный артефакт, который (без сомнения) принесет мне удачу, пора было и честь знать.

Я оглянулась и неожиданно заметила проход между домами. Странно, почему я его не увидела раньше — положительно, сушеный плавник начал действовать. Помахав старцу рукой на прощанье, я решительно двинулась вперед. Место было страшноватое: дома выходили на улицу глухими стенами, ощущение было, будто идешь по лабиринту. Пройдя несколько метров, я оглянулась… Уж лучше бы я этого не делала: рядом с моим опиумным старцем стоял тот самый тип в кроссовках «Рибок» и что-то пытался выяснить. Не вызывало ни малейшего сомнения, кем именно интересовался «Рибок». По всем законам жанра мне нужно было «делать ноги», причем как можно быстрее. Но на меня внезапно напал ступор. Мне страшно захотелось узнать, сумеет ли «Рибок» разговорить деда. Пока все у них развивалось по тому же сценарию, что и у нас. Мое незнание китайского, как оказалось, было небольшой помехой. Парень китайский знал, но старец реагировал на его китайский точно так же, как и на мой английский, — никак. Когда «Рибок» засунул руку в карман, я чуть не рассмеялась, подумав о том, насколько же стереотипно мыслят люди… То, что произошло в следующую секунду, убедило меня в том, что «Рибок» далек от стереотипов. Он достал пистолет. На пистолет почтенный аксакал отреагировал гораздо менее живо, чем на десять гонконгов. Зато оружие произвело огромное впечатление на женщину, которая к тому моменту уже выскочила из дома. Она замахала руками и стала что-то истошно орать. Парень задал ей вопрос, и она, ни минуты не сомневаясь, махнула в сторону переулка. Еще мгновение, и он сюда посмотрит! Тут я наконец сделала то, что должна была сделать пять минут назад: повернулась и бросилась бежать.

Ну почему, почему я так мало внимания уделяла физкультуре? Зачем учитель, зажмурившись, ставил мне «четыре», когда я сметала задницей планку на высоте сто пятьдесят сантиметров! Очень скоро дыхание у меня сбилось, в животе от страха поселился противный ком, сердце стучало, как барабан африканского шамана. Каждую секунду мне казалось, что вот сейчас меня схватят за плечо; от этой мысли мне делалось совсем худо и я «поддавала

жару». При этом я что было сил сжимала в кулаке свой «артефакт».

Справедливо полагая, что для спасения мне будет недостаточно «артефакта», я решила обратиться с просьбой к местным божествам. Китайская мифология богата персонажами. Но в критический момент я смогла вспомнить только одноглазого мастера Лу Баня — покровителя плотников. Чем мне в данную секунду могли помочь все плотники Китая, я не представляла, но на всякий случай горячо просила защиты у одноглазого мастера. Просила, разумеется, по-русски, так как даже английский выветрился напрочь, слишком уж я испугалась. Лу Бань по-русски вряд ли понимал, но, видимо, хорошо разбирался в интонациях просящего, потому что в тот момент, когда в моей голове появились откровенно пораженческие мысли, как-то: остановиться, поднять руки и сдаться на милость победителя, я совершенно неожиданно вылетела на Натан-роуд и с разбега врезалась в толпу. Здесь пришлось резко сбавить темп, но зато появилась слабая надежда оторваться от преследования. Вспомнив фильм «Никита» и мысленно подсчитав наличность, я решительно направилась к дверям ближайшего ресторана.

Хорошо, что в Гонконге есть традиция выставлять меню у входа. Человек может подойти и определиться, по карману ли ему данное заведение. Так-так… Сюда лучше не соваться — даже по вывеске видно, что тут очень дорого, можно не смотреть в меню. А вот это что? Знакомое название «Спагетти фэктори», сингапурский ресторан с итальянской кухней… Я оглянулась, нет ли поблизости парня в кроссовках «Рибок», но если он даже и был где-то неподалеку, то в толпе разглядеть его было совершенно невозможно. Однако расслабляться не следовало: то, что я его не вижу, совсем не означает, что он не видит меня. Так что будем исходить из того, что парень держит меня на прицеле. Если это не так — отлично, но лучше переоценить противника, чем недооценить.

Стараясь выглядеть как можно более непринужденно в своих дешевых джинсах, я зашла в ресторан. Столики свободные были. Вообще, здесь я только в одном месте видела стабильные очереди — в кафе-мороженое «Хааген дааз», в остальных заведениях аншлага не было. Официант подошел к моему столику и сунул в руки меню, что было пустой формальностью, так как я уже знала, на какую сумму и что буду заказывать. В конце концов, владельцы ресторанчика не были виноваты в моих мытарствах, поэтому не стоило их «выставлять» на большие деньги. Я попросила спагетти с томатным соусом и томатный сок. Когда официант ушел выполнять заказ, я подозвала другого и поинтересовалась, где здесь туалет. Нужное заведение, скорее всего, должно выходить окнами (если таковые имеются) не на Натан-роуд, а на маленькую улицу, что мне и нужно. Удача! Мастер Лу Бань и купленный у деда «артефакт» заработали в полную силу: мало того что окна в туалете были, они еще и располагались не под потолком, к тому же в окно можно было вылезти прямо из кабинки, что существенно облегчало мою задачу. Закрывшись в кабинке, я внимательно осмотрела окно… Похоже, открывали его не часто, если открывали вообще. Стекло матовое, мыть его не нужно, слой пыли снаружи, учитывая специфику помещения, только на руку хозяевам. Я попыталась отодвинуть створку… Она поддалась с большим трудом. Окно открылось сантиметров на тридцать, явно недостаточно. Дальше пошло хуже: паз был забит краской, поэтому открыть окно пошире практически невозможно. Я порылась в кармане и достала ключи от московской квартиры, на связке которых висел брелок с различными приспособлениями для маникюра. Один из ножичков был довольно острым, и я начала отчаянно ковырять краску, стараясь очистить паз. Краска поддавалась — плохо, но поддавалась. Руки у меня тряслись, все время казалось, что вот-вот откроется дверь и войдет «Рибок». Вряд ли его остановит, что туалет женский.

Ну вот, теперь можно попробовать еще раз отодвинуть створку. Немного посопротивлявшись, окно поползло в сторону. Всего сантиметров на десять, но мне и этого было достаточно. Я осторожно высунула голову: на улице никого. К сожалению, под окном не оказалось спасительных труб, а до асфальта высоковато. Теперь стоило подумать над тем, как я собираюсь покинуть ресторан. Головой вперед? Скорее всего, у меня не получится сделать сальто (честно говоря, я никогда и не пробовала, но желания испытывать судьбу и ловкость в столь ответственный момент тоже не возникло: если на судьбу еще как-то можно было рассчитывать, то уж на ловкость точно нельзя). Оставался совершенно неэстетичный и, если верить приметам, грустноватый способ покинуть туалет — вперед ногами. Но пусть я лучше сама так вылезу, чем меня вынесут. Времени на раздумья почти не оставалось, потому что официант вполне мог озаботиться моим долгим отсутствием.

Подоконник был такой узкий, что мистер Дарвин назвал бы его «зачаточным». Я повесила сумку себе на шею, дабы в ответственный момент она не соскользнула с плеча, встала на унитаз и кое-как забралась на полочку, шириной не больше вершка. Теперь предстояло развернуться к унитазу передом, к белу свету задом. Мышцы заныли от напряжения, я с завистью вспомнила Никиту, которая лихо сигала через окна. Очень медленно, но мне удалось развернуться. Я осторожно свесила одну ногу, потом вторую, ухватилась руками за подоконник и по уже отработанной методике аккуратно начала сползать вниз. Повторенье — мать ученья: на этот раз все вышло гораздо лучше. Я смело отпустила руки и мягко приземлилась, спружинив на цыпочках. Не задерживаясь и не оглядываясь по сторонам, я поспешила прочь от «Спагетти фэктори».