Поцелуй со вкусом манго
Шрифт:
— Бог мой, вы только взгляните! Черный медведь.
Он передал бинокль Софи. Она взволнованно ахнула, увидев животное, прыгающее с поразительным проворством, словно заводная игрушка.
— Мы на высоте почти в пять тысяч футов, — сказал Форд. — Так, наверное, чувствуют себя орлы.
Они двинулись дальше к возвышающимся амфитеатром заснеженным вершинам, обливаясь потом под жгучим солнцем. Софи было все труднее дышать разреженным воздухом.
— Кажется, будто вершины так близко, что до них можно дотянуться рукой, — сказала женщина, когда они остановились в середине дня, чтобы пообедать холодной птицей и самсой с овощами.
—
— Что это за рокот? — тревожно спросила Софи. — Уж не буря ли приближается?
Рафи быстро обменялся словами с проводником.
— Он говорит, это доносится эхо сходящей лавины, — сказал Рафи взволнованно. — Должно быть, где-то неподалеку от ледника.
— Похоже, ты рад возможной опасности, — фыркнула Софи.
— Я всему здесь рад, — ухмыльнулся Рафи. — Проводник утверждает, что мы должны остерегаться камнепадов по пути наверх.
В ту ночь они стали лагерем на поросшем травой склоне под можжевеловыми деревьями у края вечных снегов. Софи дрожала. Она все никак не могла согреться, лежа на своей узкой брезентовой раскладной кровати.
— Тэм, можно я залезу к тебе под одеяло? — прошептала она.
— Тут нет места, — ответил он сонным голосом и вскоре захрапел.
Софи лежала без сна, мучительно переживая сложившуюся ситуацию. Мысль о том, что она вынашивает ребенка Брекнэлла, причиняла ей физическое страдание. Как же ей от него избавиться? Может, если она упадет на камни, это поможет? Софи не знала, что делать. На станции Красного Креста была медсестра, избавившаяся от нежеланного ребенка, прежде чем ее жених вернулся со службы на флоте. Она тогда к кому-то ходила. Но это было в Эдинбурге. Здесь Софи не к кому было обратиться. Она оказалась один на один со своей проблемой. Лучше уж броситься вниз со скалы, чем пережить месяцы душевных мук и потом всю жизнь делать вид, будто это ребенок Тэма. Она никогда не сможет полюбить его, потому что всегда будет помнить ненавистную ночь, когда произошло зачатие, и жгучий стыд за содеянное.
Как только на небе появилась Венера, слуги повесили чайник над огнем. Софи чувствовала себя разбитой от бессонницы, но была рада наступающему рассвету. Солнечный свет прогнал мрачные ночные мысли. Она грела ладони, сжав в них чашку чая. Софи сделала маленький глоток, но ее тут же затошнило. Она стремглав бросилась за низкое хвойное деревце, и ее там вырвало.
В ту минуту, когда Софи думала, что хуже ей быть уже не может, ее внимание привлек какой-то звук. Подняв глаза, она увидела пробирающегося мимо нее песца. Он остановился, нюхая воздух, и уставился на нее, навострив уши и прижав хвост к земле.
— Доброе утро! — улыбнулась Софи, сложив перед собой ладони в приветствии.
Животное, словно в ответ, взмахнуло хвостом и умчалось вдаль по каменистому склону.
— С кем ты тут разговариваешь?
Софи резко обернулась. Из тени вышел человек, доставая сигарету. Это был Рафи. У Софи сжалось сердце. Было невыносимо находиться с ним в таком тесном соседстве и не иметь возможности дотронуться до него, рассказать ему, как она себя чувствует. Но при этом мысль о том, что этот поход рано или поздно закончится и она не сможет видеть его каждый день, была еще тяжелее.
— Я поздоровалась с песцом, — улыбнулась Софи.
—
Он подошел и поднял брошенную ею чашку.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
Софи поморщилась.
— Бывало и лучше. Вчерашний ужин не ужился со мной. Я буду в порядке, когда мы снова двинемся в путь.
Ее раздражал его пристальный взгляд. Ей была невыносима даже мысль о том, что Рафи догадывается о ее положении. Выхватив чашку у него из рук, Софи что-то пробормотала о том, что ей нужно собираться, и поспешила прочь.
В тот день они, оставив пони и палатки в полосе можжевельника и берез и предоставив повару и двум другим слугам готовить ужин, пошли дальше по поросшим травой склонам. Взяв ружья, они стали выслеживать косматых коричневых козлов, которых местные жители называли тарами. Вскоре путешественники уже карабкались по скользким камням, отполированным стихией, а внизу разверзлась бездонная пропасть. Форд опирался на две бамбуковые трости, чтобы было легче идти, а Робертс снял сапоги и пробирался в одних чулках. К удивлению Софи, нанятые нести их сумки горные жители проворно шли босиком за проводником, который по помету выслеживал неуловимого тара.
— Они прячутся в пещерах или за крупными камнями, — сказал запыхавшийся Форд, следуя за проводником.
Вскоре группа увидела следы, оставленные на недавно выпавшем снегу, которые уходили в узкую расщелину, упиравшуюся в каменную стену.
Проводник принялся взбираться с одного большого камня на другой и жестом пригласил остальных следовать за ним. Софи с ужасом посмотрела туда, куда им нужно было попасть. Казалось, человеку не под силу вскарабкаться по практически отвесной скале.
— Если хотите вернуться, я вас отведу, — сказал ей Сесил Робертс.
Он вспотел и был обеспокоен. Сердце Софи тяжело билось. Она глубоко вдохнула и покачала головой.
— Я пойду дальше, спасибо.
При помощи Тэма она быстро поднялась вверх из узкой теснины. Задыхаясь, путешественники вышли на поросшее травой плато, окруженное иззубренными скалами. Здесь безмятежно паслось стадо коричневых коз с козлятами. Резким рывком вскинув ружье, Сесил стрельнул в молодого толстого козлика. Выстрел прозвучал подобно раскату грома. Тары все как один ринулись убегать через плато и вверх по утесу. Казалось, сила земного притяжения была не властна над ними.
— Идиот! — гаркнул Тэм.
— Прошу прощения, — покраснел Сесил.
— Ну, мы хотя бы знаем, куда они убежали, — примирительно сказала Софи, показывая наверх. — Очевидно, там пещера.
Сесил с благодарностью взглянул на нее и сунул бинокль Тэму.
— Софи права. На, посмотри.
— Мы выследим их позже, после того, как поедим, — предложил Форд.
Пока они подкреплялись бутербродами и кипятили воду для чая, Форд опустил в котелок термометр.
— Глядите, вода кипит при температуре сто восемьдесят два градуса [47] вместо обычных двухсот двенадцати. Разница в тридцать градусов. Если принять во внимание то, что каждый из этих тридцати градусов соответствует подъему примерно на пятьсот футов, то это значит, что мы поднялись на пятнадцать тысяч футов над уровнем моря.
47
По шкале Фаренгейта.