Поцелуй тьмы
Шрифт:
Люциен опять кивнул.
«Не думай об этом сейчас; завтра для этого будет уйма времени. Ступай и наслаждайся своим вечером. Не трать больше ни минуты в моем скучном обществе»
Скучном? Ха! Анья не встречала никого, кто бы волновал ее сильнее.
Рейес поколебался, прежде чем уйти, оставив Люциена в одиночестве. Ни одна из смертных женщин не приближалась к нему. Да, они поглядывали на него. Съеживались от страха при виде шрамов, определенно. Но, ни одна не желала иметь с ним дело – и это спасало их жизни.
«Он занят, сучки».
«Заметь
Прошла минута. Он не выполнил приказа.
Пару смертных глянули в ее направлении, обратив внимание на требование, но взгляд Люциена застыл на стоящем перед ним пустом бокале, становясь немного печальным.
Бессмертные обладали иммунитетом к ее приказам. Вежливость богов.
«Ублюдки» пробормотала она. Они наложили на нее все из возможных ограничений. «Что угодно за ночь со смиренной Анархией»
Анья никогда не была в фаворе во время своего пребывания на Олимпе. Богини недолюбливали ее, потому что она была копией своей «матери-блудницы» и могла совратить их мужей. По той же причине боги никогда не уважали ее, опять же из-за матери. Хотя, парни хотели ее. Ну, пока она не укокошила их бесценного Капитана Стражи, и они не сочли ее смертельно опасной.
Идиоты. Капитан заслуживал то, что она с ним сделала. Черт, он заслужил и худшего. Маленький говнюк пытался изнасиловать ее. Оставь он ее в покое, и она последовала бы его примеру. Но нееееет. Девушка не сожалела о том, что вырвала черное сердце из его груди и выставила напоказ у храма Афродиты. Нисколечко. Свобода выбора была бесценна, и любой попытавший отнять это у нее, отведает кинжалов.
Выбор. Слово зазвенело в мозгу, возвращая ее к настоящему. Чего будет стоить убедить Люциена выбрать ее?
«Заметь меня, Люциен. Пожалуйста»
И опять он проигнорировал ее.
Она топнула ногою. Неделями девушка оставалась невидимой, следуя за Люциеном, наблюдая, изучая. А да, вот еще что – испытывая страсть. Он и не подозревал, что она шныряет рядом, желая, чтобы он совершал всякие непристойности: разделся, доставил себе удовольствие…улыбнулся. Ладно, последнее не было непристойным. Она так же сильно хотела увидать этого дивно пахнущего мужчину в хорошем настроении, как и узреть его обнаженное тело, светящееся возбуждением.
Уважил ли он хоть бы эту нижайшую просьбу? Нет!
Часть ее хотела, чтоб он никогда не попадался ей на глаза, чтоб пару месяцев назад Крон – новый царь богов – не заинтриговал ее байками про Повелителей.
«Наверно, я – идиотка»
Крон только что сбежал из Тартара, тюрьмы бессмертных, о которой она знала не понаслышке. Туда он поместил Зевса и когорты его родственничков, в том числе и родителей Аньи. Когда Анья вернулась за ними, Крон уже поджидал. Он потребовал ее наибольшее сокровище. Девушка отказала – он попытался запугивать.
«Дай мне, что я хочу или я пошлю по твою душу Повелителей Преисподней. Они одержимы демонами, жаждут крови как изголодавшиеся животные, и без колебаний сорвут прелестную плоть с твоих костей» Тра, тра, тра и все такое.
Вместо того
Но единожды взглянув на Люциена, девушка поддалась наваждению. Позабыла о причинах своего пребывания и даже посодействовала предположительно недружелюбным воинам.
Это оказалось столь противоречиво, что мучило ее, а противоречий в Люциене было предостаточно. Он был в шрамах, но не сломлен, добр, но непреклонен. Он был спокоен, и не кровожаден, как утверждал Крон. Он был одержим злым духом, но никогда не отступал от своего собственного кодекса чести. Каждый день, каждую ночь имел дело со смертью, но все же сражался за жизнь.
Очаровательно.
Словно этого не было достаточно, чтоб возбудить ее интерес, его цветочный аромат наполнял ее греховными, порочными мыслишками каждый раз, когда она приближалась к нему. Почему? Любой другой пахнущий розами мужчина вызвал бы у нее насмешку. От Люциена же у нее текли слюнки, чтоб вкусить его, а раскаленная добела кожа покалывала от отчаянного желания его прикосновения.
Даже сейчас, просто глядя на него и представляя как его аромат наполняет обоняние, девушке пришлось потереть руки, чтоб избавиться от выступившей гусиной кожи. Но затем она подумала, как он бы потер ее, и прелестная дрожь отказалась проходить.
Боги, он был сексуален. У него были неимоверно чудные глаза. Один небесно-голубой, другой – карий, и оба лучились естеством мужчины и демона. А его шрамы… Все, о чем она могла думать, мечтать, жаждать, так это провести по ним языком. Они были прекрасны: доказательство той боли и страданий, которые он претерпел.
«Эй, красотка. Потанцуй со мною» неожиданно один из воинов произнес где-то рядом.
Парис – поняла она – узнавая обещание чувственности в его голосе. Он, должно быть, закончил трахать ту смертную у стенки, и теперь подыскивал новую для утоления своих прихотей. Просто обязан был продолжать поиск.
«Проваливай»
Не впечатленный отсутствием у нее интереса, он схватил девушку за талию.
«Клянусь – тебе понравиться»
Она оттолкнула его в сторону взмахом кисти. Одержимый Развратом, Парис был наделен молочной, почти блестящей кожей, притягательными глазами цвета неба, и ангельскими чертами лица, но он не был Люциеном и не впечатлял ее.
«Держи свои ручонки при себе» пробормотала она. «Пока я их не поотрывала»
Он рассмеялся, будто бы это шутка, не ведая, что она зашла бы гораздо дальше. Она могла приторговывать мелким беспорядком, но, ни разу не произносила угрозы, которую не планировала бы воплотить. Это попахивало слабостью, а Анья давно зареклась не проявлять и крупицы слабости.
Ее недругам бы это весьма пришлось по вкусу.
Хвала небесам, Парис больше не распускал рук.
«За поцелуй» хрипло сообщил он «я позволю тебе сделать что угодно с моими руками»