Поцелуй в темноте
Шрифт:
– Держать поводок необязательно, – сказал он Ройс, позволив Дженни убежать вперед с поводком в зубах. – Главное, чтобы один конец поводка был пристегнут к ошейнику. Если к тебе придерется полицейский за нарушение закона насчет поводков, ты спокойно ответишь: «Собака на поводке. В законе не сказано, что за поводок должен кто-то держаться».
Она засмеялась сердечным смехом, напомнившим ему об их первой встрече. Тогда она шутила с ним, была радостной, совершенно раскованной.
– На то ты и адвокат, чтобы обходить законы.
– Дженни любит побегать. Главное, окликнуть ее, когда она добежит до угла. Иногда она бросается на мостовую,
– Не тревожься, Митч, – ответила Ройс уверенным тоном, – я знаю, куда метит закон. Выгуливая Дженни, я буду держаться за поводок.
Между ними не было прежней отчужденности – или это только игра его воображения? Она склонила голову набок и застенчиво улыбнулась ему. Многообещающая улыбка. Ладно, а что дальше?
Они миновали несколько кварталов и остановились, чтобы полюбоваться полной луной и озаренным ею мостом Золотые Ворота. Луна была в эту ночь безупречно круглой и белой, как цветок магнолии. Впрочем, Ройс было не до окружающих красот. Видно было, что ей по-прежнему не дает покоя негодник Брент.
Ее самооценка была в данный момент равна нулю, и он сомневался, можно ли словами исправить ее самочувствие. Да, он был мастером произносить убедительные речи, он потерял счет жюри присяжных, которых уговорил отпустить на все четыре стороны заведомо виновных, но в данной ситуации ему отказало красноречие.
Он поверил Ройс, когда она сказала, что больше не любит Брента. Но раньше она его любила, черт возьми! За это, впрочем, он был не вправе ее осуждать. Все это уже с ним бывало, но боль была по-прежнему нестерпимой.
Брент Фаренхолт был до неприличия красив. Женщины не могли отвести от него глаз. Митч не был избалован подобным вниманием, пока не нашлась женщина, оценившая его именно за то, что он – Митчелл Дюран. Брент был не только смазлив, но также богат и обходителен – кто же станет после этого удивляться, что женщины не давали ему прохода? Не нашлась еще такая женщина, которая пренебрегла бы Брентом Фаренхолтом.
Они повернули обратно в мирном молчании. Впереди по-прежнему трусила Дженни, благоразумно держа в зубах свой поводок. На каждом углу Ройс требовала, чтобы собака остановилась, Митч же был сосредоточен исключительно на Ройс. Для него теперь не существовало ничего, кроме эротических сигналов, которые посылало, ему ее тело и которые он чутко улавливал. Он готов был поклясться, что она тоже вожделеет его, только не готова в этом сознаться. Прошлое разделяло их, как незаживающая рана.
Он довел ее до ступенек квартиры. Пожелав ему доброй ночи, она взялась за дверную ручку.
– Ройс! – Он прикоснулся к ее руке.
Она обернулась, встряхнув рыжими прядями парика. Их глаза встретились. Нет, он совершит преступление, если позволит ей горевать на сон грядущий из-за этого маменькиного сынка!
Он взял в ладонь прядь рыжих волос, куда менее сексуальных на ощупь, чем ее собственные волосы, и провел ими по ее губам. Ее глаза отражали лунный свет; зрачки расширились в темноте, почти не оставив места зеленой радужной оболочке. До чего неотразимой может быть женщина!
– Спокойной ночи, – повторила она. Даже эти два словечка были переполнены для него мучительным соблазном.
Учти, Митч, не в твоих интересах предоставлять ей право выбора. Если дашь ей это право, она сбежит. Он привлек ее к себе, проявив гораздо больше грубости, чем собирался. Ее тело уютно прильнуло к его, груди улеглись
Ее рот уже призывно приоткрылся, кончик языка только и ждал, чтобы встретиться с его языком. Его окатило жаром. В паху сладостно защемило.
– Не надо… – выдохнула она, но он чувствовал, что ее тело уже льнет к нему, не подчиняясь сигналам рассудка.
Шестое чувство настойчиво советовало ему не предоставлять ей выбора. Убедись уже этой ночью, что она мечтает о тебе, а не о том болване. Он накрыл губами ее рот, упиваясь ею. Ее губы пылко ответили на поцелуй. Тело не отстало от губ.
Все его естество подсказывало, что победа будет вот-вот одержана. Она была его со всеми потрохами. От одной этой мысли он испытал удовлетворение, сравнимое с тем, которое давал ему поцелуй. Сопротивляться ему было не в ее силах, ибо она не хотела сопротивляться, как бы ни отрицала это на словах.
Ее язык дразнил его язык, поощряя к глубокому погружению. Она подставляла ему бедра, намеренно упираясь в его каменный член; соблазн развить успех был непобедим.
Но должен ли он поддаваться соблазну? Нет, сперва надо закрепиться на завоеванном плацдарме. Он тянул время, продлевая поцелуй. Это был жаркий, пьянящий поцелуй, призванный приучить ее к его объятиям, к сноровке его языка, к грозящему продырявить ей низ живота признаку его мужественности.
Потом он прикоснулся к ее груди. Даже через плотную ткань он ощутил, как отозвался ее сосок. Минуло пять лет, но он до сих пор помнил, какова ее грудь на ощупь: упругая и вместе с тем мягкая, с легко возбудимыми сосками. Ему ничего так не хотелось, как ухватить губами сначала один ее сосок, потом другой, провести языком сначала по одному, потом по другому… Не отвлекаться!
Собрав в кулак всю волю, он отстранился.
– Кажется, ты меня ненавидишь, Ройс?
Она вспыхнула и потупила взор.
– Зачем ты так?
– Ненавидишь и одновременно хочешь. В отношениях между людьми бывают необъяснимые нюансы. Ты согласна? Так и у Кэролайн с Брентом. Он были близки много лет. Вот он и беседовал с ней, хотя знал, что любит тебя и скоро на тебе женится. Все просто.
– Хотелось бы мне в это верить.
Митч тоже не слишком верил собственному объяснению, но не стал признаваться в своих сомнениях, а просто зашагал прочь. Кто знает, что у этого паршивца в самом деле на уме? В любом случае он, Митч, не позволит ему лишить Ройс уверенности в себе. На ходу он оглянулся. Ройс стояла, как громом пораженная.
– Подумай о нас с тобой, Ройс. Можешь ты объяснить, что у нас происходит?
14
К своему удивлению, Пол без труда добился встречи с Элеонорой Фаренхолт. Он выдал себя за корреспондента известного великосветского издания, и обман сработал. Он сидел в гостиной и любовался прекрасным видом на залив, открывающимся из окон особняка. Вокруг золотилась роскошная мебель в стиле Людовика XIV.
Пока что ему удавалось удерживать хрупкую чашечку на еще более хрупком блюдце и не терять нить пустого разговора. Боже, до чего он ненавидел такие чопорные гостиные! Выспренние музейные декорации действовали ему не на воображение, а на нервы. Ему было нелегко громко восторгаться обстановкой и обещать, что он подаст ее в своем журнале как образец для подражания, но таким способом он завоевал доверие Элеоноры, после чего счел возможным упомянуть Ройс Уинстон.