Поцелуй Валькирии - 3. Раскрытие Тайн
Шрифт:
– Девятнадцать, - процедил маг, гадая, что происходит и что ему с этим делать. Призрак валькирии медленно поднялся на ноги, взмах руки, и дверь в кабинет захлопнулась за его спиной.
– Так лучше, она меня не увидит, а вот тебя в твоем состоянии – вполне, - пояснила женщина, скрестив руки на груди.
– Что вообще происходит? – не сводя с нее взгляда, Долохов медленно обходил ее. Она не была жива, и он знал это как нельзя лучше. Именно он и лишил ее жизни. Но и на картинку, рисуемую муками совести, это похоже не было… И все-таки сердце стиснуло клещами постоянной боли, от которой было просто невозможно убежать. Лицо было таким же, каким он знал его при жизни. Без гримасы боли, спокойное, уравновешенное,
– Мне нужно с тобой поговорить, - милая улыбка сменила жуткую ухмылку. – Я, скажем так, внешне реалистичный призрак, могу являться и днем, и ночью. И да, я не собираюсь пробуждать твою совесть, я и не смогу этого сделать… - покачала она головой с тяжелым вздохом.
– Почему же? – слегка успокоившись, осведомился мужчина. В голове его красочной картинкой рисовались воспоминания о той роковой ночи, когда ее не стало. И билась мысль «это просто невозможно!». И все же постепенно маг успокаивался, смиряясь с тем, что эта галлюцинация исчезать не собирается. Анжелика же вышла в коридор, ее чуть хриплый со сна голос несколько раз позвал его по имени.
– Я немного занят, приду к завтраку, - постаравшись сохранить спокойный голос, откликнулся он. Девушка же, со словами:
– Тогда я иду его готовить, - направилась на кухню. Розалина за время этого диалога приблизилась к нему еще сильнее и находилась на расстоянии в пару шагов. – Чего ты от меня хочешь? – голос его от недоуменного, смешанного с обострившимся раскаянием, ужаса прозвучал необычайно грубо.
– Поговорить. Как с человеком, который когда-то был моим другом, - холод в ее глазах обжигал, делая еще больнее, еще хуже, еще тяжелее. – Как с человеком, лишившим меня самого дорогого, что у меня было, помимо моего ребенка, конечно. Как с тем, кто столь упорно пытался еще не так давно отправить мою дочку ко мне. О, мой дражайший друг, поверь, у меня найдется миллион слов, которые я хотела бы сказать тебе, и остатка твоей жизни не хватит, чтобы озвучить их все.
– Роуз, мне очень жаль… - Антонин крайне жалел, что с ним сейчас нет палочки. Что бы это ни было, но это заставляло его душу сжиматься от ужасной боли… Это начинало сводить с ума, превращаясь в какую-то паранойю…
“Сводить с ума психа?!” - подумалось ему.
– “Потрясающая Ирония!”
– Как давно? – ее карие глаза испытующе уставились на него, а палец указал на его левое предплечье. – Как задолго до той ночи?!
– Мне было двадцать, двадцать пять лет назад. Уже после твоей свадьбы, - потирая Черную метку через рукав, пробормотал он. – В конце осени, помнится…
– И потом ты врал мне столько лет?! – в глазах на миг полыхнул такой гнев, что он машинально отступил и уперся спиной в холодную стену.
– Ты никогда не просила меня показать тебе левую руку, - попытался он усмехнуться. – Я здесь ни при чем!
– Я верила тебе! – ему показалось, что в ее голосе проступила боль. Но если было и так, женщина быстро взяла себя в руки и холодно продолжала, - я хотела верить в то, что мой лучший друг остался человеком… Человеком, а не мразью в человеческом обличье.
– Напомнить, кто в этом виноват?! – с внезапной для себя злостью произнес он, делая шаг в ее сторону. – Напомнить, почему я дошел до такого?! Напомнить, кого я всю жизнь любил и чем ты мне отплатила?!
– Я заплатила за это дорогую цену! – Розалина все-таки не выдержала. Ее щеки внезапно покраснели, маховик ярко вспыхнул желтым огоньком, а голос сорвался на крик. – Ты и представить себе не можешь, что такое муки совести валькирии! Даже твои меркнут в сравнении с этим! И это чувство никуда не исчезает. Никогда! Оно всегда живет где-то в глубине души и только и ждет, чтобы проявиться вновь! Я все годы, каждый день, каждый час, каждую минуту не знала покоя от
– Ты не была самой могущественной, - прищурился он. Женщина ухмыльнулась.
– Зато я получила дар при рождении. Его сила, сила влияния на валькирию, определяется именно этим. Мне не было в этом равных. Как результат, равных в пережитом после разрыва нет тебе…
– Розалина… - он попытался коснуться ее лица, но пальцы прошли сквозь материальную внешне кожу. Женщина брезгливо фыркнула и отступила на шаг.
– Не смей меня трогать, - процедила она. – Я не для того молила… там, - она указала глазами в потолок. – Чтобы мне дали сюда прийти, чтобы ты меня касался.
– Я и не могу, - уже беззлобно отозвался он. Розалина прикусила нижнюю губку. При жизни она очень любила этот жест. Но вот выражал он у нее всегда разное. Сейчас, и Антонин в этом не сомневался, раздражение. – Чего ты хочешь?
– Почему ты спас Кэтрин вчера? Не надо говорить мне, что живая она нужнее всем твоим дружкам, я и без тебя знаю… Почему еще? – она вновь взглянула ему в глаза, и на сей раз в карих глазах, таких знакомых ему, стояли слезы.
– Я не знаю, - негромко отозвался мужчина, тяжело вздохнув. – Я не знаю, почему. Я ее ненавижу, но…
– Она ничего тебе не сделала, - слабо возразила Розалина. – Ты мог ненавидеть меня, Тома, всех валькирий на свете, но Кэтрин тут ни при чем. Во всей этой истории она виновата меньше всех и отчего-то именно ее ты пытался убить… - в ее тихом голосе звучала страшная горечь, боль, но ненависти не было. Он вообще никогда в жизни не слышал в ее голосе ненависти. Она и не умела ненавидеть.
– Я не думал, что я делаю. Если тебе так удобно, это был шок, аффект. Я… - он облизнул внезапно пересохшие губы. – Я не признавал этого, но ты единственная, кто знал обо мне почти все. Я очень жалею, Роуз. Не о том, что я ее не убил. О том, что я пытался ее убить. Я ее ненавижу, и отрицать этого не стану. Но не настолько, чтобы желать ей зла. Почему я ее спас, я не знаю. Правда… Я этого не знаю. И да, если это вообще возможно после того, что я сделал в ту ночь, прости… - последняя реплика звучала почти не слышно, шепотом.
– Я простила бы тебя даже за собственное убийство, тем более я перед тобой больше всех виновата. Но этого простить просто не могу… - она тяжело вздохнула. – Ты пытался убить моего ребенка. И все же, - она попыталась коснуться его руки, но призрачная ладонь прошла сквозь, оставив только ощущение легкого и приятного тепла. – Я прошу тебя помочь.
– Это чем же? – Долохов наконец осознал реальность происходящего и вполне успокоился для того, чтобы ее выслушивать и видеть. Розалина никогда не была обычной женщиной, и удивляться ничему, связанному с ней, не приходилось. Мужчина это прекрасно понимал. Но вот неожиданность ее просьбы о помощи. И чьей?! Человека, убившего ее по случайности вместо ее же ребенка?! Эта неожиданность превосходила даже ее внезапное появление в его жизни спустя одиннадцать лет после ее же гибели. – Что я могу сделать, по-твоему?!