Поцелуй вдовы
Шрифт:
Закончив, он огляделся по сторонам. Все выглядело как обычно, ничто не указывало на то, что теперь в комнате таится смерть. Вдруг в коридоре послышались шаги, и Тайлер, метнувшись к двери, буквально распластался по стене. Его рука легла на рукоятку ножа.
Дверь открылась.
– Робин?
В комнату вошел мужчина. Он огляделся и, убедившись, что там никого нет, отступил в коридор и закрыл за собой дверь.
Тайлер облегченно вздохнул. По одежде и по манерам он догадался, что это был Хью де Боукер. А он в отличие от некоторых не
Выждав несколько минут, Тайлер выскользнул из комнаты, спустился вниз и направился в конюшню. Там действительно много работы, лишние руки не помешают.
Не найдя Робина в комнате, Хью отправился искать его. Он уже сожалел о том, что так сурово обошелся с мальчиком, вытащив его из кровати и заставив работать. И в то же время он радовался, что Робин проявил волю и, несмотря на страшную слабость, выполнил указания отца. Хью показалось, что он слышал какой-то шум в комнате сына, и был безмерно счастлив, когда обнаружил, что ошибся. Мальчик отлично знал, что отец смягчится, если он очень попросит. Значит, им движет не страх, а гордость.
Довольно улыбаясь, Хью спустился в зал. Джиневра стояла у камина, в руке у нее было письмо. Услышав шаги Хью, она подняла голову и протянула письмо ему.
– Адресовано тебе. Если я не ошибаюсь, на нем печать Кромвеля.
Хью взял письмо и спокойно ответил:
– Нет, ты не ошибаешься. – Взломав печать, он развернул лист и вдруг присвистнул. – Сегодня вечером мы приглашены на прием, который хранитель печати дает в честь короля и королевы. А праздновать будут приближающиеся роды королевы.
– Думаю, в такое время королева предпочла бы праздновать приближение этого события в обществе своих фрейлин, – насмешливо заметила Джиневра. – Когда женщина на сносях, ей меньше всего нужно общество веселящихся мужчин.
– Королю приятно, что королеву так почитают.
– Зато не дают покоя. – Джиневра пожала плечами. – Мы должны идти?
– Нельзя отказываться от приглашения хранителя печати.
– А я бы отказалась, – сказала Джиневра. – Нижайше просим простить, молим о снисходительности, безмерно благодарны за оказанную нам честь.
Хью рассмеялся и погладил ее по голове в том месте, где разделенные на прямой пробор волосы не были скрыты под белым чепцом.
– Я бы предпочел провести эту ночь с женой.
– А это не серьезный предлог для отказа? – Хью отрицательно покачал головой:
– Нет. Надо идти.
– У меня такое чувство, будто мы постоянно находимся под пристальным вниманием хранителя печати, и это мне не нравится. Он считает, что мы в его распоряжении, – медленно проговорила Джиневра. – Неужели нельзя уехать из Лондона? Вернуться в Дербишир?
Хью опять покачал головой:
– Надвигается зима. Придется
Мне нужно разрешение, чтобы покинуть Лондон.
– Я и не знала, что твоя жизнь так четко расписана. – Она повернулась к огню. – А теперь и моя тоже.
– Я служу королю, – напомнил Хью.
– Но не хранителю печати.
– Да, – согласился он, – но поскольку хранитель печати является старшим слугой короля, я неизбежно поступаю в его распоряжение, как ты выразилась.
– Ладно, – махнула рукой Джиневра. – Но мне не по душе такой порядок вещей. Он вызывает у меня тревогу.
Хью ничего не сказал. Он был полностью согласен с ней и поэтому не мог придумать, чем бы успокоить ее. Ему не нравилось быть на поводке у хранителя печати, однако оставалось только покориться, так как Томас Кромвель являлся любимцем короля. Конечно, король лишает своего благорасположения так же часто и произвольно, как дарует его. Одна ошибка Кромвеля – и Генрих отвернется от него. И Хью бы не хотелось, чтобы в тот момент, когда это произойдет, его считали ставленником хранителя печати – ведь при дворе Генриха слуги попадают в опалу вместе со своими хозяевами, так что действовать надо очень осторожно.
– Прошу прощения, сэр.
Хью повернулся, услышав голос Робина.
– А, вот ты где. – Он оценивающе оглядел сына. – Тебе лучше?
– Нет, – ответил Робин, потирая покрасневшие глаза. – Я закончил на конюшне. Что еще мне делать?
– Иди в кровать. – Хью похлопал его по плечу. – Надеюсь, урок о том, что умеренность имеет свои прелести, пошел тебе на пользу.
Робин осторожно, чтобы не усилилась головная боль, кивнул.
– Робин, хочешь, я приготовлю тебе питье? – предложила Джиневра.
– То, что вы дали мне утром, немного сняло головную боль, – ответил мальчик. – Но потом она опять разболелась.
– Я принесу его тебе наверх.
Робин забормотал слова благодарности, а Джиневра поспешила на кухню. Там дела шли на лад: на вертеле жарилось мясо к обеду, кастрюли и сковородки висели на своих местах, пол и столы были вычищены до блеска.
Приготовив питье, Джиневра поднялась наверх. Робин уже лежал в кровати, подтянув одеяло до подбородка.
– Ты будешь обедать? – Она помогла ему сесть и сунула в руку кружку.
– Вряд ли я смогу что-нибудь съесть, мадам. Я голоден, но мысль о еде вызывает у меня тошноту.
– Тогда не думай о ней. – Джиневра направилась к двери. – Через пару часов ты будешь чувствовать значительно лучше.
Она прошла в соседнюю комнату, где девочки занимались с магистром. Увидев мать, они с надеждой взглянули на нее:
– Уже пора обедать? Можно сделать перерыв?
– Нет еще. Я бы хотела, чтобы вы почитали мне.
– Мадам, они многое позабыли со своего отъезда из Мэллори-Холла, – с сожалением проговорил магистр Говард. – Нам пришлось начать с повторения времен во французском.