Поцелуй жертвы
Шрифт:
Лис открыла глаза. Секунда ушла на то, чтобы вспомнить: лес, Арт, волна наслаждения, а потом — жуткая эта тень и провал в бездонную глубину. Она резко села и осмотрелась.
Ну это уж точно не лес. Для начала, в лесу нет кроватей, а особенно таких огромных. Если постараться, тут можно уместить человек десять, чувствовать себя притесненными они не будут. Почему-то сразу представилось, для чего может понадобиться размещать десять человек на одной кровати. Картинка получилась горячая. Тьфу, что за глупости в голову лезут!
Сейчас тут никаких десятерых не было. Только
Комната же, напротив, была обставлена с поразительной роскошью. На высоком потолке — хрустальная люстра размером с микроавтобус. У задрапированных бархатом стен — белоснежные кресла на гнутых позолоченных ножках. А еще такой же белоснежный ковер на полу… Если по нему кто-то ходит, как же удается сохранять его таким чистым! И картины. Много картин в старинных резных рамах. Воображение отказывалось представить, сколько такие могут стоить.
Так, хватит щелкать клювом и изображать из себя знатока антиквариата! Как она вообще после леса оказалась тут?
Неужели прекрасный эльф Арт оказался негодяем. Охмурил, увез в лес, а потом продал ее в сексуальное рабство какому-нибудь олигарху?
Ерунда! В сексуальное рабство к олигарху, если кастинг объявить, такая очередь выстроится! Всякие «Танцы» и «Дом-2» разрыдаются от зависти. Да и нет в их городке никаких олигархов…
А может, на них напали бандиты, похитили и… И что? Завернули ее в простыню и уложили отдыхать?
О том, что ее таинственное перемещение как-то связано с давешним видением, и думать не хотелось. Не та ситуация, чтобы терять голову и скоропостижно сходить с ума.
В голову почему-то лезла детская страшилка: «В одной черной-черной комнате была черная-черная тень»… Про черные-черные глаза там вроде бы ничего не было.
Ладно, хватит разлеживаться. Лис соскользнула с кровати, покрепче завязала над грудью простыню и подбежала к двери. Толкнула. Дернула на себя. Потом сильнее и еще сильнее. Дверь не шелохнулась.
Ну этого и следовало ожидать. Тот, кто приволок девушку в эти покои, вряд ли сделал это для того, чтобы она вышла и прогулялась.
А может, окна не так прочно замурованы? Шансов мало, но проверить нужно. Заодно посмотреть, что там за пейзаж и вообще где она оказалась. В конце концов, можно будет разбить стекло тем же креслом и выбраться. Если, конечно, ее, как кавказскую пленницу, не разместили в комнатке с видом на пропасть.
Выглянуть в окошко в этих покоях оказалось не так уж и просто: шторы, занавески, драпировки — хороших десять слоев. До стекла она добиралась минут пять, чертыхаясь и путаясь в тканях всех сортов. А когда добралась — разочарованно всхлипнула. За окном — такая густая и непроглядная темнота, что смотри — не смотри, ничего не высмотришь.
— Где мои вещи, куда я попала?.. — обреченно проговорила она.
— Ну… Если вещи — это одежда, то их на вас было не так уж и много, — неожиданно ответили ей. Голос был мужской, глубокий. И совершенно явно — насмешливый. Кажется, это его она слышала в лесу, перед тем как хлопнуться
Лис похолодела. Хозяева пожаловали. А она в это время возилась с тряпками и даже не услышала, как открывается дверь.
Чтобы посмотреть на говорившего, пришлось выпутываться из штор, поддерживая при этом саван-простыню, чтобы не предстать перед посторонним мужчиной голышом.
Если бы ее попросили его описать — она бы толком и не смогла. Темноволосый, смуглый, высокий, одет во что-то темное… Всё это ерунда. Главное — глаза. Черные, насмешливые, опасные. Те самые — она не сомневалась, что привиделись ей вчера, когда так неожиданно и странно закончилось их свидание с Артом. От этого взгляда становилось страшно.
Только вот бояться ей нельзя! Никак нельзя. Она читала (где — уже не вспомнить!), что для насильников, похитителей и прочих извращенцев страх — любимый деликатес. Для того и вся песня пишется. А вот если порвать шаблон и устроить супостатам когнитивный диссонанс — они могут и вовсе потерять интерес к жертве. Им трепет и ужас в глазах требуется, а не черт знает что, качающее права.
В общем, лучшая защита — нападение.
Лис постаралась, чтобы ее голос звучал как можно строже. И смотреть надо сурово! Как директриса на двоечника, опоздавшего на урок, да еще и не сдавшего деньги на занавески.
— Кто вы?! Что тут происходит? И где, черт возьми…
— Ваши вещи? — с улыбкой перебил он.
— … я! — закончила она фразу.
— Нам предстоит трудный разговор, Алиса.
Лис поморщилась. Терпеть не могла это имя. Всю ее жизнь идиоты делились на две категории: те, кто, услышав ее имя, интересуется, глубока ли кроличья нора, и те, кто в той же ситуации всеми способами склоняет пресловутый миелофон. Как показывала практика, идиотов в мире больше, чем нормальных людей. Намного больше.
Незнакомец с черными глазами заметил ее реакцию и поспешил уточнить:
— Как мне лучше вас называть, чтобы вы чувствовали себя комфортно?
О! Любимый вопрос менеджеров всех времен и народов! Как только не извращались ее однокашники, представляясь всяческим службам поддержки. Ну сам виноват.
— Ваше величество.
— Что? — не понял ее собеседник. Наверняка отстал от жизни и не в курсе последних веяний.
— Называйте меня «ваше величество», что тут сложного.
Черный завис на секунду, а потом рассмеялся. И как ни была Лис напугана и зла — ей пришлось признать: смеялся он хорошо. От души. Искренне. И заразительно.
Там же, в интернетах, она читала — искренне и вот так вот хорошо смеяться могут только хорошие люди. Ну вот. Еще одно доказательство того, что интернет — так себе источник знаний.
— Хорошо, ваше величество. Тут вот такое дело. Я имел смелость пригласить вас к себе в гости. Где-то на месяц.
— Пожалуй, я откажусь, — в тон ему ответила Лис. — У меня полно других дел.
— Боюсь, что нет. Дело в том, что заменить вас решительно некем. А через месяц вы мне понадобитесь.
Лис снова сковало страхом. Значит всё это — роскошные покои да светские беседы — временно. А через месяц она понадобится.