Почем цветочек аленький?
Шрифт:
– Это все остается за кадром, – сказала Яна. – Иногда обиды живут дольше людей.
– А я вот не подумала. – Клавдия Ивановна снова погрузилась в размышления, а Яну с новой силой потянуло в сон.
Но она тряхнула головой и кашлянула.
– Семья Ивана Тихоновича встретила вас в штыки? Они выложили все, что думали о вас в течение всех этих лет? Оскорбили и унизили? – поинтересовалась Яна, стараясь сосредоточиться.
– Нет… Совсем все не так… Я столько времени потратила на поиски – ты себе и представить не можешь… Семьи-то у него уже не было, как выяснилось…
– Вообще? Обманывал? – удивилась Яна.
– Ты послушай… Рассказ о том, как мне удалось
– Я понимаю, в чем разница между близнецами и двойней, – откликнулась Яна.
– Тут-то всё и изменилось… Двое маленьких детей сразу! С одним-то возни сколько, а тут… Один плачет, другой подхватывает. Одного перепеленаешь, потом другого… А всех этих современных памперсов тогда еще и в помине не было. – Клавдия Ивановна вздохнула.
У нее на глазах показались слезы, и сонное состояние Яны улетучилось само по себе.
– И наш Ваня взбунтовался. Он всю жизнь жил в свое удовольствие, женился после сорока, когда понял, что его ожидает одинокая старость. Он мечтал не о семье и наследниках, жена должна была стать для него бесплатной домработницей и любовницей одновременно. А когда появились дети, они разрушили его искусственный мирок, лишили его спокойствия, привычный образ жизни стал невозможен. Два орущих котенка мешали жене заботиться исключительно о нем. И он совершенно спокойно ушел из семьи, бросил в весьма бедственном положении. Жена много раз пыталась пробудить в нем совесть, хотела, чтобы он помогал деньгами, что-то давал детям. Но Иван Тихонович раз и навсегда вычеркнул их из своей жизни. А дальше у Анастасии и мальчиков наступили совсем черные дни.
– Но что может быть хуже?
– Так вот, одного ребенка звали Владимир, а другого Евгений. Владимир заболел лейкозом, понадобилась пересадка костного мозга.
– Ужас… Просто как в сериале.
– Точно! Столько всего навалилось на одну несчастную семью! У матери не оказалось совместимости для донорской пересадки, и обратились к Ивану. По группе крови и другим показателям он подошел. И… Я не могу говорить, Яна, мне так тяжело… Я жила с этим человеком… Он отказал своему умирающему сыну, не согласился на пересадку. В это невозможно поверить!
– Боже мой…
– К сожалению, это факт! Я своими глазами видела отказную бумагу, подписанную им в больнице, – сжала кулак соседка.
– Как же это так? У него что, вообще сердца не было? Он же все-таки хомо сапиенс, то есть человек разумный? – Яна покачала головой.
– Я не замечала, что он такой бессердечный… Любовь слепа, как известно…
– И что произошло дальше? Вова умер? – затаив дыхание, спросила Яна.
– Нет… Впервые сделали такую вот операцию – взяли материал у его брата. Женя был такой маленький… Он стал самым юным донором в истории. Дети выжили. А вот у Насти после таких потрясений здоровье резко ухудшилось, она заболела и умерла. Тогда снова обратились к Ивану Тихоновичу – просили взять сыновей к себе, и он опять отказал. Я видела собственными глазами и его письменный отказ от детей. И вот я думаю, что же он был за человек такой? Ведь у нас детей не было, неужели я бы отказала в доме и любви двум мальчикам? – Клавдия Ивановна задумалась.
– Он знал, что не отказала бы, и опять бы все внимание доставалось детям, – ответила
– Ребят отдали в детский дом, где они прожили лет пять. Я сказала ему, не сдержалась…
– Когда он в очередной раз попросил клубнички? – усмехнулась Яна.
– Именно! Я сказала ему в лицо, что все знаю, что не понимаю, как он смог так жестоко поступить с собственными детьми. А в ответ только и услышала, что я – полная дура, что он никогда бы больше не допустил появления детей в его жизни, что он прошел какую-то медицинскую процедуру, чтобы ни одна женщина больше от него не забеременела.
– Господи! – ахнула Яна. – Да он просто подлец! Он и вас обманул!
– Вот и я о том же. Он смеялся мне в лицо. Я все эти годы лечилась, мучилась, ждала. Я ждала каждый месяц, потом отчаивалась. А оказалось, что он все знал? Он прекрасно знал, что у нас никогда детей не будет, и ничего мне не говорил! Знаешь, Яна, в какой-то момент меня охватила такая ненависть и злоба, что перед глазами потемнело. Я… я… – Старая женщина закрыла ладонями лицо.
– Что? – замерла Яна.
– Я убила его, – вдруг совершенно спокойно сказала Клавдия Ивановна, словно освобождаясь от тяжкого груза.
– Как?
– Я его убила! За то, что он уничтожил жизнь первой жены, что так относился к своим мальчикам, за то, что он издевался надо мной. Ведь я была младше его, я обеспечила ему уход в старости, а кто позаботится обо мне, если он подло обманул меня и лишил возможности родить ребенка? Да, я убила его… И я отдаю себе отчет в содеянном, поэтому и призналась тебе.
Повисла тяжелая пауза. Яна осторожно оглянулась по сторонам – ей было страшно, что кто-то посторонний мог услышать признание Клавдии Ивановны.
– Но как? – Яна не узнавала собственного голоса.
– Что? Как я это сделала?
– Ну да… Я этого даже и представить себе не могу.
– Рисуешь в своем воображении кровавые картины, думаешь, что я разбила ему голову утюгом или задушила подушкой? Ха! Хотя извини… Это мое воображение рисует мне такие картины… Я думала на эту тему. Все было гораздо проще. У него прихватило сердце, и меня не оказалось рядом, я не смогла помочь, не смогла сбегать в аптеку, а лекарств своих он тоже не нашел, внезапно они закатились куда-то, понимаешь? Так вот банально.
– Класс, и не подкопаешься! Даже убийство по неосторожности не пришьешь, – вырвалось у Яны.
– Точно… Я вернулась из парка, он был уже мертв, я вызвала «скорую» и долго плакала. Вышла на минуту в магазин, вернулась – а уже всё кончено. Лекарства я совершенно цинично положила рядом с ним. Мол, у него в последнее время были проблемы с мозговым кровообращением. Он терял память, забывал принимать таблетки… Мог подумать, что уже принял лекарство, а сам и не принял. Чем и подписал себе смертный приговор… Не знала, что во мне проснутся актерские способности. А еще я плела сказку о том, что у Ивана Тихоновича совсем испортилось зрение и он мог не заметить спасительные пилюли. Как я рыдала! Я рвала на себе волосы, ругала себя за то, что зря так невовремя вышла в магазин. Даже следователь меня успокаивал, что нельзя все предусмотреть – ведь я же не могла двадцать четыре часа быть прикованной к постели тяжело больного мужа. Рано или поздно я бы отошла от него, и с ним всегда могло случиться что угодно… Да и соседи подтвердили, что жили мы с Иваном Тихоновичем душа в душу, я за ним ухаживала, без конца хлопотала… Ни у кого не возникло и капли подозрений, что тут не так все просто. Думаю, вскрытия на самом деле и не делали, не искали нарушения мозгового кровообращения. Да и возраст у него уже был…