Почем фунт лиха
Шрифт:
— Ой, нравится, очень нравится! — защебетала Марина. — Жаль только нет ни одного знакомого, кроме тетки, но она старая и скуч…
На углу голосок ее внезапно оборвался, и девушка начала оседать. Я подумала, что она споткнулась, и подхватила малышку за талию, наткнувшись на что-то, торчащее из-под ее ребер. И увидела, что это рукоятка ножа. Мне сделалось дурно, ноги подкосились, и мы обе рухнули на тротуар.
Я сидела на перекрестке двух дорог, держа на коленях юное бездыханное тело, и не знала, что мне делать. Ужас был столь велик, что я не сразу начала кричать, зато когда
Улица по-прежнему была пустынна. Ни прохожих, ни автомобилей. Жильцы наверняка прильнули к окнам, но открывать их и интересоваться причиной моих воплей не спешили.
Что за страна? Что за нравы? Кто запугал так наш народ? Я, слабая и беззащитная женщина, держу на коленях труп и готова насмерть схватиться с неизвестным врагом. Я не бросила Марину и не побежала куда глаза глядят. Я орала и недоумевала, почему так долго сижу на тротуаре и воплю в пустоту. Неужели на весь дом, на весь такой огромный пятиэтажный дом не найдется хотя бы одного мужчины, способного спуститься вниз и объяснить мне, что делать с трупом и труп ли это вообще.
Наконец-то в глубине улицы я увидела горящие фары автомобиля, но вдруг поняла, что нет у меня сил подняться и дать знак водителю. Оставалось надеяться на то, что мне удастся перекричать магнитофон в салоне его машины.
Когда «жигуленок» завизжал тормозами, я поняла — удалось. К радости своей, я увидела, как из автомобиля выскочила Нелли и понеслась ко мне. Она с трудом отцепила мои пальцы от трупа и сказала, что ни в коем случае нельзя доставать из раны нож. Она отволокла меня с тротуара, усадила на переднее сиденье своего «жигуленка» и залила в мой рот какую-то гадость. Потом надавала мне пощечин, за что я была ей очень благодарна, так как понемногу начала врубаться в действительность.
— Не бей меня, кретинка! — крикнула я, после чего Нелли облегченно вздохнула и, прижав мою голову к своей теплой груди, расплакалась.
— Я знала, я знала, что должно что-то случиться — сквозь рыдания приговаривала она. — Почему ты не дождалась меня, дурочка? Почему ты, глупая, не дождалась меня?
Я уже и сама жалела, что не дождалась Нелли, но признаваться в этом не хотела.
Дальше все было как в тумане: «Скорая помощь», милиция, вопросы, допросы. К Марусе я попала далеко за полночь. Нелли очень хотела отвезти меня обратно к Клавдии, но я истерично запротестовала.
— Ладно, ладно. Что ты кричишь? — рассердилась Нелли. — Чуть что — в крик и слезы.
— Вместо шумного Марусиного сочувствия мне хотят подсунуть холодное равнодушие склепа, а я должна молчать? — обиделась я, после чего была тут же доставлена туда, куда стремилась.
Маруся меня совсем не ждала, и, видимо, я оторвала ее от просмотра снов. Тем не менее она обрадовалась, когда Нелли втолкнула меня, нахохлившуюся и очумевшую, в двери ее квартиры. Маруся отреагировала правильно.
— Сонька! — закричала она. — Старушка, сколько лет, сколько зим! Епэрэсэтэ! Ой, я сейчас вся упаду. Неужели это ты?!
— Она, она, — многообещающе подтвердила Нелли. — Ну вы тут оставайтесь, а я пошла, — тут же
И мы остались. Я смотрела на огромный Марусин живот, напоминающий брюхо акулы, на ее необъятные пухлые груди, просматривающиеся сквозь полупрозрачное полотно ночной рубашки, и думала:
«Что может быть не правдоподобней самой жизни?»
Вот Маруся. Она философ по образованию и буфетчица в душе. Десять лет она была несчастна за кафедрой и. уже пять лет счастлива за стойкой. Она очень переживает, что ее новый друг — профессор. Переживает по многим причинам.
Во-первых, профессор удивился, узнав, что она буфетчица, и спросил: «Как же ты помещаешься за стойкой?» Это все, чему он удивился, а у Маруси трагедия. Она буфетчица, а он профессор, обожающий Марусины уникальные формы.
А какое природе дело до того, что она буфетчица, а он профессор? Ведь перед лицом природы мы все будущие покойники. Пока Маруся спала, на ее улице в десяти минутах ходьбы резали человека, юную, прекрасную девушку Марину из Челябинска, а Маруся спала и не подозревала ни о чем таком. И девушка ни о чем таком не подозревала, когда согласилась идти со мной рядом, а оказывается, что рядом со мной очень опасно. Рядом со мной смерть.
— Маруся, ты не побоишься идти со мной рядом? — дрогнувшим голосом спросила я.
— Нет, не побоюсь, — храбро заявила Маруся и широко зевнула.
— Точно-точно?
— Точно-точно, — сладострастно почесываясь, засвидетельствовала она. — Совсем не побоюсь.
И тут я разревелась. Разревелась истерически. Ревела, приговаривая: «Ты не побоишься идти со мной рядом». Маруся уже и брызгала на меня водой, и тормошила меня, и шлепала по щекам, и силой влила не одну рюмку водки. Она уже устала заверять меня, что ничего не побоится, а я все билась в истерике, приговаривая: «Ты не побоишься идти со мной рядом».
Слава богу, вскоре организм мой окончательно принял водку, растворил ее и разложил по нужным местам, после чего я немного успокоилась и рассказала Марусе о всех своих бедах, начиная со скрипа полов на вилле в Сестрорецке и заканчивая трупом милой девушки из Челябинска.
— Епэрэсэтэ, — хлопнув тяжелой дланью по толстому колену, протрубила Маруся. — Я прямо сейчас вся умру! Жуткая история! Так ты думаешь, убить хотели тебя, а не Марину?
— Не я, Нелли так думает.
— Ай брось, твоя Нелли ничего не понимает. Зачем тебя убивать, старушка, они же еще тебя не похитили.
— Вот именно. И я так думала. Если им захотелось моей смерти, что мешало хахалю Алиски пришить меня прямо в подъезде?
Маруся опрометью прошлась по комнате: животом и грудью вперед. Потом она повернулась, и я с интересом посмотрела на ее огромные караваи, ходуном ходящие ниже спины. При этом я отлично понимала профессора.
Маруся металась по комнате, как львица в клетке, а длинная до полу ночная рубашка едва поспевала за ней, развеваясь словно на ветру.
— Ох уж эта Алиска! — потрясла она своими внушительными кулаками. — Я прямо вся киплю от негодования! Я прямо вся в бешенстве! Епэрэсэтэ, добраться бы мне до ее противной рыжей гривы! Ты рассказала об этом ментам?