Почем фунт лиха

Милевская Людмила Ивановна

Из шокового состояния меня вывел спокойный голос водителя.

— Куда теперь? — спросил он.

Я назвала адрес Нелли, сообщив, что, поскольку выскочила из дома внезапно, у меня нет с собой ни кошелька, ни денег, и потому придется подняться на пятый этаж. Водитель, видимо, настроившийся совсем на другое, насторожился, но промолчал.

Нелли едва не лишилась чувств, когда я предстала пред ее ясны очи в сопровождении незнакомого мужчины весьма подходящего возраста.

— Что случилось, дорогая? — спросила она,

явно переигрывая с приветливостью, приосаниваясь, убирая живот и выпячивая грудь, которую, на мой вкус, лучше бы прятать. — Солнышко мое, что это значит?

Как хочется ей выглядеть душкой, а ведь совсем не умеет.

— Заплати за меня этому человеку, сколько он скажет, — бросила я по пути в гостиную.

Пока Нелли разбиралась с «этим человеком», я метнулась к телефону и принялась неистово набирать код Питера.

— Что ты делаешь? — удивилась, тараща глаза, Нелли, разогретая торгом с водителем.

— Звоню Герману, — сообщила я.

— Герману?

— Да, Герману, или Ольге, или Кире с камнем на шее. Кому-нибудь из их змеиного гнезда.

— Какого гнезда? Каким камнем? На какой шее? — недоумевала Нелли, еще не осведомленная Алисой о последних изысканиях Ольги в области черной магии. — Можешь ты толком объяснить, что происходит? И куда ты пропала?

— Я выбежала, чтобы сделать доброе дело, — пояснила я, слушая короткие гудки и сбрасывая набор. — Черт, занято. Когда мне надо, всегда занято.

— Так кому ты звонишь? — не унималась Нелли.

— Я же сказала: Герману или кому-нибудь, кто возьмет трубку.

— Зачем?

— Чтобы узнать, сколько мне осталось жить.

— Ты полагаешь, Герману это известно? — усомнилась Нелли.

— Уверена, что да.

— На чем зиждется твоя уверенность? Она даже стул подтащила поближе. — На знании, — гордо ответила я. — Теперь я точно знаю, зачем здесь Алиса. Теперь нужно выяснить, на сколько дней она заявилась в Москву, и таким образом станет известно, сколько мне осталось жить.

В этот момент Питер ответил. Трубку на том конце провода сняла сестра Алисы.

— Ольга, это вы? — изменив голос, любезно осведомилась я.

— Да, я, — в обычной для нее манере, отрывисто отозвалась Ольга.

— Это Роза, приятельница Алисы, вы вряд ли помните. Могу я поговорить с Алисой?

— Нет. Не можете.

— Вот дылда косноязычная, — прикрыв трубку рукой, пожаловалась я Нелли. — Простите, а можно узнать, почему я не могу поговорить с Алисой? — источая любезность поинтересовалась я.

— Можно, — подтвердила Ольга.

— Ну…

— Она гостит в Москве, — ответила Ольга, изумляя своим многословием.

— Простите, а могу я узнать, когда вернется Алиса?

— Можете.

— Ну…

— Через восемь дней, — вынесла мне страшный приговор Ольга, даже не подозревая о своей жестокости.

Забыв попрощаться, я отбросила трубку, как гремучую

змею.

«Восемь дней, восемь дней», — как заклинание сами собой твердили мои губы.

— Что «восемь дней»? — сгорая от нетерпения спросила Нелли.

— Алиса отвела мне всего восемь дней, — ответила я и, бросившись на грудь Нелли, с рыданиями поведала о своем открытии.

Нелли, обхватив мое трясущееся тело руками, слушала и молчала. Она молчала, долго молчала, настолько сильно было ее потрясение.

— Алиса отвела мне всего восемь дней, — закончила я рассказ той же фразой, с какой его начала. — Всего восемь дней.

— Не восемь, а семь, — поправила Нелли. — А дорога? Ты забыла, через восемь дней она уже должна вернуться в Питер.

— Да, и это в том случае, если у нее не получится расправиться со мной раньше.

— Та-ак, — сказала Нелли, и я воспряла духом.

Когда Нелли говорит «та-ак» немного нараспев и слегка с угрозой, это значит, что она берет инициативу в свои руки и что-нибудь обязательно придумает. Следовательно, мне не нужно ни о чем беспокоиться, а следует расслабиться.

Так я и поступила: с еще большим вдохновением залилась слезами, оставив в покое грудь Нелли (дабы не ограничивать ее подвижности), улеглась на диван и устроила прощание с жизнью на всю катушку. Время от времени из моих рыданий вырывались последние желания: кофе хочу, того хочу, сего хочу.

Нелли беспрекословно выполняла все мои капризы и вообще вела себя как настоящая подруга: участливо и сердобольно. То и дело она ободряла меня своим решительным «та-ак». Короче, дела явно шли на лад.

Когда до прихода Алисы остался час, и я, зареванная, поняла, что слез нет, а усталости сколько хочешь, Нелли произнесла маленькую, но проникновенную речь.

— В общем та-ак, — сказала Нелли, — слушай сюда. Очень хорошо; что ты сделала доброе дело. Бог за это не оставит тебя без поддержки. Я же, в свою очередь, тоже не собираюсь стоять в стороне, а обязуюсь оказывать посильную помощь. Что мы сделаем… Во-первых, надо изолировать тебя от общества, поскольку не очень понятно, кто из его членов наиболее опасен.

— Совершенно непонятно, — подтвердила я.

— Далее, — продолжила Нелли, — сократить твое общение с Алисой до нуля.

— Поскольку она самая опасная часть общества, — не удержалась я от ремарки.

— По этой причине сегодня же отправишься жить к Клавдии, — заключила Нелли.

Точно. Лучше не придумаешь. Наша Клавдия — старая дева, причем убежденная, с искренним отвращением к мужчинам и откровенным презрением к женщинам. Уж она-то как никто другой оградит меня от этого самого общества, которое стало так опасно. Кроме кошки Изи, меня и Нелли, Клавдия никого не признает. Даже с родной матерью, моей теткой Ниной Аркадьевной, Клавдия поддерживает отношения с большой неохотой.