Почему исповедуются короли
Шрифт:
– Вы были другом Дамиона Пельтана?
– Я? Нет. – Лорд Питер положил ногу в сверкающем сапоге на колено другой, приняв непринужденную, расслабленную позу. В кругу приятелей он славился веселым обаянием и безграничной щедростью, но кое-кому случалось сталкиваться и с другой стороной его характера – резкой, заносчивой и леденяще высокомерной. – Я заехал на отпевание ради жены. Они дружили еще детьми, в Париже.
– Но вы и сами были знакомы с покойным?
– Мы с ним встречались раз или два. Откровенно говоря, я не совсем понимаю, зачем вам это, – глянул из-под полуприкрытых век Рэдклифф. – В газетах писали, что Пельтана убили грабители в округе Святой Екатерины.
– Его убили в округе Святой Екатерины, верно. Но грабители не имеют к его смерти никакого отношения.
Рэдклифф на минуту замолчал, опустив взгляд на бокал, который вертел в руках.
– Что вы можете сказать о Пельтане? Говорите, ваша супруга знала его еще в Париже?
Лорд Питер словно очнулся от глубокой задумчивости.
– Да, знала. Они росли по соседству на Иль-де-ла-Сите. Его отец и сейчас известный врач то ли в Отель-Дьё [20] , то ли в другом подобном заведении.
– Вот как?
Рэдклифф нахмурился.
– Припоминаю, ходили слухи о причастности его отца к какому-то шумному делу, но это было давно. Что-то, связанное с королевской семьей и временами Террора. Точно не скажу.
– А какими были политические пристрастия Дамиона Пельтана?
20
Отель-Дьё де Пари («Парижский Божий приют») — старейшая (и долгое время единственная) больница и богадельня Парижа, основана в 651 г. парижским епископом Ландри, впоследствии причисленным к лику святых.
– Политические? – Рэдклифф покачал головой. – У меня сложилось впечатление, что он не интересовался политикой. Его единственной страстью была медицина.
Себастьяну показалось весьма странным, что человек, не интересующийся политикой, присоединился к дипломатической делегации, пусть даже в качестве врача. Но он только осведомился:
– Когда вы видели его в последний раз?
Рэдклифф нарочито медленно отпил глоток бренди, словно тщательно обдумывая ответ.
– Доподлинно не припомню. Пожалуй, неделю назад. А может, и больше.
– Не вечером прошлого четверга? – переспросил Себастьян, думая о неизвестных мужчине и женщине, посетивших Пельтана в гостинице перед самой его гибелью.
Лорд Питер застыл, не донеся бокал до стола. От его добродушного дружелюбия не осталось и следа, лицо приняло упрямое и смутно недовольное выражение.
– Нет, не вечером четверга. Вечер прошлого четверга я провел дома наедине с женой.
– И всю ночь?
– Да, черт подери!
Вытянув ноги, Себастьян скрестил их в лодыжках.
– Вы упомянули, что посетили отпевание Пельтана по просьбе супруги. Она расстроена его смертью?
– Естественно, расстроена. А чего вы ожидали? Они были давнишними друзьями.
– Тем не менее, побывав на похоронах друга детства вашей жены, вы не сочли необходимым вернуться домой и утешить ее?
Щеки Рэдклиффа пошли пятнами сердитого румянца.
– Дьявольщина, на что вы намекаете?
– Вы, случайно, не слышали, как именно был убит Дамион Пельтан?
На лицо лорда Питера наползла легкая настороженность.
– Я думал, его ударили дубинкой. Разве не так обычно действуют грабители?
– На самом деле, доктора закололи ударом кинжала в спину. А затем убийца – или убийцы – оттащил тело в грязный проулок и вырезал сердце.
Что-то вспыхнуло в глазах Рэдклиффа и быстро спряталось за прикрытыми веками.
Себастьян пристально наблюдал за собеседником.
– У вас нет никаких предположений, почему с Пельтаном захотели расправиться именно таким образом? Вырвать сердце из груди – весьма символично, вам не кажется?
На один ожесточенный миг их взгляды скрестились.
Затем Рэдклифф со стуком поставил недопитое бренди на стол и стремительно покинул кофейню. Янтарная жидкость в бокале какое-то время яростно плескалась, пока наконец не замерла.
* * * * * * * *
Когда Себастьян спустя полчаса заехал на Тауэр-Хилл, Пол Гибсон сидел на деревянном стуле у постели Александри Соваж, опершись локтями на расставленные колени и уткнувшись подбородком в ладони. Рядом на столе, темном от расплескавшейся воды, стояла миска с тряпицей. При появлении друга хирург вскинул голову, но не поднялся. Раненая лежала в постели пугающе недвижимо, с закрытыми глазами.
– Как она? – негромко спросил Себастьян.
Гибсон мотнул головой и длинно, утомленно выдохнул:
– В горячке. Боюсь, жар усиливается.
– Это из-за переохлаждения в ночь убийства? Или из-за раны?
– Сложно определить. – Пол откинул с лица растрепанные волосы, затем сцепил пальцы на затылке и выгнул спину, потягиваясь. – Я попросил коллегу из больницы Святого Варфоломея, доктора Лохана, заехать и осмотреть ее. Он хотел пустить ей кровь, дать слабительное и сделать прижигание – стандартный арсенал «героической» медицины [21] .
21
«Героическая» медицина — популярный термин, используемый для описания драконовской медицинской практики XVIII-XIX веков (только герои могли выдержать подобные процедуры и выжить ). Наиболее распространенным методом лечения для самых разных заболеваний было кровопускание — обычно по одной пинте (0,568 литра!) за сеанс.
Кровоточащие раны прижигались кипящим маслом, и от болевого шока при этом умирало не меньше пациентов, чем от потери крови. Еще одна популярная процедура «героической» медицины — очищение кишечника, часто с применением средств на основе мышьяка и ртути, поэтому отравления среди больных были вовсе не редкостью. Жертвой подобного лечения стал Джордж Вашингтон, который после езды верхом в холодную, сырую погоду слег с простудой. В три приема ему выпустили два литра крови, вызвав анемию и слабость; затем врач дал ему ртутное слабительное. Вашингтон умер в течение суток.
– И ты позволил?
– Нет. Клянусь, я видел больше мужчин, убитых кровопусканием и слабительным, чем ядрами и пулями. Так что я поблагодарил его за совет и выпроводил за дверь. Но с тех пор сижу здесь и мучаюсь раздумьями, не следовало ли дать Лохану хотя бы попробовать. В смысле, я ведь простой хирург [22] . Могу выправить сломанную руку, отпилить изувеченную ногу или, если пациент рисковый, даже извлечь камень из почки. Но я не врач. Я не учился ни в Оксфорде, ни в Кембридже; моя латынь ужасна, греческий и вовсе ничтожен, а попытавшись единственный раз почитать труды Галена [23] , я сдался через несколько страниц. Кто я такой, чтобы подвергать сомнению медицинскую традицию, практикуемую более тысячи лет?
22
В Западной Европе со средних веков существовало разграничение между врачами, которые получали медицинское образование в университетах и занимались только лечением внутренних болезней, и хирургами, которые научного образования не имели, врачами не считались и в сословие врачей не допускались.
Врачи представляли официальную медицину того времени, которая продолжала следовать слепому заучиванию текстов и за словесными диспутами была еще далека от клинических наблюдений и понимания процессов, происходящих в здоровом или больном организме. Ремесленники-хирурги, напротив, имели богатый практический опыт. Их профессия требовала конкретных знаний и энергичных действий при лечении переломов и вывихов, извлечении инородных тел или лечении раненых на полях сражений во время многочисленных войн.
Официальная медицина упорно сопротивлялась признанию равноправия хирургов: им запрещалось выполнять врачебные манипуляции и выписывать рецепты. До конца XVIII в. хирургия в Европе считалась ремеслом, а не наукой. Первой страной, где хирургов признали равными врачам, была Франция. В 1731 г. в Париже открыли первую Хирургическую академию.
23
Гален (ок. 129—199 гг. н. э.) — знаменитый врач и анатом из Пергама, работавший в Риме и бывший другом и придворным врачом императора Марка Аврелия. Труды Галена имели огромное влияние на медицину последующих полутора тысяч лет. В Средние века, как на Востоке, так и на Западе, Гален оставался непререкаемым авторитетом, «королем анатомии». Его познания о функциях спинного мозга были полностью оценены только в XIX веке, а его открытия в диссекции костей и мускулов дали термины, которыми пользуются до сих пор.