Почему исповедуются короли
Шрифт:
– С Алекси.
Он ощутил, как пульс заколотится в горле.
– Хотите сказать, Александри Соваж – сестра доктора Пельтана?!
– Разве вы не знали?
– Нет. Не знал.
ГЛАВА 30
Себастьян громко постучался в хирургический кабинет на Тауэр-Хилл. В ответ не раздалось ни звука.
Чертыхнувшись под нос, он забарабанил в соседнюю дверь, ожидая увидеть экономку Гибсона, миссис Федерико.
Француженка застыла, держа руку на щеколде, каждой своей чертой выражая неприязнь, и Себастьяну на миг показалось, что сейчас она хлопнет дверью прямо ему в лицо.
– А где Гибсон? – спросил он.
– В больнице Святого Варфоломея.
На раненой было то же самое поношенное серое платье, что и в ночь нападения, однако кто-то явно предпринял попытку отчистить с ткани пятна.
– Похоже, вам гораздо лучше.
– Так и есть. Сегодня утром я сказала доктору Гибсону, что чувствую себя достаточно хорошо, чтобы вернуться домой.
– Тем не менее вы все еще здесь, – кольнул Себастьян, проскальзывая мимо Александри в коридор.
Она щелкнула дверью и развернулась к визитеру:
– Доктор возражает против моего отъезда.
Себастьян всмотрелся в ее лицо – изящный нос, темно-карие глаза, высокие скулы, – ища сходство с мужчиной, которого коротко видел на прозекторском столе.
Нет, совсем не похожи.
Александри подбоченилась одной рукой:
– Насколько я понимаю, вы считает Пола Гибсона своим другом.
– Да, он мой друг. А в чем дело?
– Вам известно, что он злоупотребляет опием?
Направляясь сюда, Себастьян ожидал совсем не такого разговора.
– Я знаю, что Пол время от времени принимает лауданум.
– Он зашел в своем пристрастии гораздо дальше.
Не дождавшись ответа, Александри выдохнула:
– Так вы знали – и ничего не предпринимали?
– А что я должен был предпринять? Пол страдает от боли – жестокой, истязающей душу боли. Вы как врач должны понимать его состояние лучше, чем кто бы то ни было. Опий позволяет ему справляться с этим.
– Опий убивает его.
– Боль тоже убивала бы.
– Есть способы помочь избавиться.
– Помочь избавиться от боли или от его при… – Себастьян начал было произносить «пристрастия», но успел поправиться, – привычки.
– От того и от другого.
– Я пришел сюда говорить не о Гибсоне. Я пришел спросить, какого дьявола вы утаили, что Дамион Пельтан – ваш брат?
Александри держалась вымученно прямо.
– Как вы это выяснили?
– А разве имеет значение, как я это выяснил?
– Думаю, нет. – Француженка своеобразно, едва заметно передернула плечом. – Я узнала ваш голос еще в самую первую ночь. И сообщила вам только то, что была вынуждена, поскольку не доверяю вам.
– Из-за
– Естественно. А вы ожидали другого к себе отношения?
Себастьян отмечал напряженные линии возле ее ноздрей, темные тени в ее глазах. Но явились они следствием недавнего ранения или горьких воспоминаний, вызванных его присутствием, определить не мог.
– Вы больше ничего не вспомнили о нападении в Кошачьем Лазе?
– Кое-что вспомнила, но не все. – Александри сглотнула. – Помню, как мы вышли от мадам Бизетт и направились обратно к Тауэру, надеясь найти там извозчика. Было очень холодно и темно, и Дамион… нервничал.
– Нервничал? Почему?
– Он еще с тех пор, когда был маленьким, терпеть не мог темноты.
– Так что же произошло?
– Кажется, я услышала за спиной шаги. Сначала они были далеко, но быстро приближались. Я повернулась посмотреть, кто нас нагоняет, и… – Александри запнулась и покачала головой: – Это последнее, что я помню.
– Расскажите мне о Самсоне Баллоке.
Шоколадные глаза удивленно распахнулись, затем прищурились.
– А про него-то откуда вам известно?
– Мне известно, что этот тип угрожал прикончить вас. Почему, черт подери, вы не удосужились упомянуть о нем?
– Но я говорила о нем – по крайней мере Гибсону. Заметьте, Баллок угрожал мне, а не Дамиону. Так какое он может иметь отношение к случившемуся?
– Он винит вас в смерти своего брата. А теперь обнаруживается, что Дамион – ваш брат. Этот мебельщик вырос в семье, где сыновей нарекли Самсоном и Авелем. Нетрудно представить, какие злобные, ветхозаветные взгляды на месть он может вынашивать.
– Око за око и брат за брата? Вы это имеете в виду? – Александри склонила голову набок, словно обдумывая предположение. – Но… Баллок никак не мог знать, что я сестра Дамиона. Никто не знает.
– Я знаю. И тот, кто мне об этом рассказал. Баллок тоже мог выяснить.
– Нет, – мотнула головой Александри. – Наверняка Дамиона убили из-за его причастности к парижской делегации.
– О мирных переговорах было известно весьма ограниченному кругу людей.
– Тем легче определить виновных.
Себастьян присмотрелся к исхудалому, бледному лицу француженки. Кожу бороздили морщинки, оставленные тяготами жизни, недавним ранением и продолжающейся лихорадкой. Собеседники так и не ушли из коридора, а остались у входной двери – давние враги, столкнувшиеся вплотную в узком, ограниченном пространстве. Александри прислонилась спиной к стене. И хотя она нипочем не созналась бы в этом, похоже, находиться на ногах столь долгое время было утомительно для нее.
– Брат рассказывал мне, что какой-то человек пытался его подкупить.