Почему исповедуются короли
Шрифт:
– Говорят, будто один из врачей, выполнявших вскрытие, завернул сердце дофина в носовой платок и унес с собой.
– Милостивый Боже. Зачем?
– Во Франции существует традиция бальзамировать сердца членов королевской фамилии. Тела королей и королев Франции погребают в аббатстве Сен-Дени. А сердца и прочие органы хоронятся в торжественной обстановке в другом месте, как правило, в часовне Валь-де-Грас.
Себастьян пытливо всмотрелся в изящные черты «молли».
– К чему вы клоните?
Однако Серена только покачала головой, плотно сомкнув губы, словно предположение было слишком ужасным, чтобы произнести его вслух.
* * * * * * * *
Вернувшись
– Прекрати смотреть на меня так.
Себастьян ошарашено хмыкнул:
– Как «так»?
– Ты знаешь, о чем я. Судя по всему, ты встречался с Гибсоном?
– Встречался. Он пообещал завтра же навести необходимые справки. – Приблизившись, Себастьян положил руки жене на плечи, погладил большими пальцами основание ее шеи. Минуту спустя добавил: – Та раненая француженка, Александри Соваж, получила в Италии образование врача, а сейчас практикует в качестве повитухи. Она говорит, есть способ повернуть младенца в утробе матери, который заключается в особом надавливании на живот. Утверждает, будто делала подобное прежде.
Геро напряглась под его ладонями.
– Гибсон считает это возможным?
– Он точно не знает. Да она и сама признает, что манипуляция может быть опасной, если выполнить ее неправильно.
–Ты доверяешь этой женщине?
– Нет. – Себастьян опустил руки. – Когда-то я убил дорогого ей человека.
– В Португалии?
– Да.
Геро захлопнула книгу, которую читала, и положила ее к остальным.
– Возможно, ребенок повернется сам.
– Возможно. – Себастьян наклонил голову, чтобы разобрать заглавие тонкого томика. – «R'eflexions Historiques sur Marie Antoinette». Зачем тебе это?
– Знакомлюсь с различными изложениями случившегося с королевской семьей во время Террора.
– И?
– Леди Жизель сказала тебе правду: у принцессы действительно есть окровавленная рубашка, в которой ее отец взошел на гильотину. Духовник короля сохранил ее и передал Марии-Терезе.
– Жутковатый поступок.
– Да уж. И все же, по моим ощущениям, принцесса высоко его оценила. Не правда ли, это заставляет задуматься об исторической роли королевского исповедника?
– Щекотливая должность, требующая, надо полагать, немалого такта. Впрочем, не столь сложная, когда имеешь дело с правителем наподобие Людовика XVI, который, по всеобщему мнению, был преданным, любящим мужем и отцом и старался быть справедливым и честным королем. Но каково, положа руку на сердце, отпускать грехи Людовику XIV или, скажем, Ричарду III? Правителю, чьи деяния явственно и неоднократно нарушали предписания его веры.
– Не понимаю, как подобные правители могут всерьез мнить, будто получают от духовника отпущение грехов. Должно быть, они на самом деле не верят в исповедуемую ими религию.
– Не исключено. Но вероятнее всего, они убеждены в дарованном им свыше божественном праве.
Геро вскинула глаза на мужа.
– Праве всячески грешить и убивать без зазрения совести?
– Именно.
– Тогда зачем вообще утруждать себя исповедями?
–
Геро негромко хмыкнула:
– Было бы забавно.
Себастьян присел рядом с котом. Тот приподнял голову и посмотрел на хозяина с утомленно-терпеливым видом. Кот жил в их доме уже четыре месяца, но до сих пор не получил имени. Из множества выдвинутых предложений ни одно в полной мере не воздавало должное уникальному сочетанию высокомерия и скучающего безразличия в этом животном.
– У меня только что состоялся интересный разговор с Амброзом Лашапелем.
– Да?
Спокойным, размеренным тоном Себастьян повторил рассказ француза о том, как обходились с юным дофином в тюрьме Тампль.
– Я слышала кое-что из этого раньше, – вздохнула Геро, когда он закончил, – но не все. Несчастное дитя.
Наблюдая, как муж почесывает кота за ушком, она заметила:
– В рассказе Лашапеля тебя что-то беспокоит. Что именно?
Себастьян передвинул руку, чтобы погладить кота под подбородком. Тот задрал голову и блаженно зажмурил глаза.
– С «сиротками из Тампля» слишком много нестыковок.
– Например?
– Зачем подвергать мальчика столь жестокому обращению, в то время как его сестре позволено жить в относительном комфорте всего лишь этажом выше?
– После того как Людовика XVI отправили на гильотину, его сын стал Людовиком XVII, некоронованным королем Франции – символом всего, что ненавидели революционеры. А Мария-Тереза была всего лишь девушкой. Королевской дочерью, да, но по салическому закону она не имела права на трон.
– Верно. Хотя, к примеру, Испания тоже соблюдала салический закон, но там его сумели обойти [30] . Существовала реальная опасность, что во Франции случится то же самое. Поэтому вряд ли можно утверждать, будто Мария-Тереза не представляла никакой угрозы для революционеров или Республики. Тем не менее ее оставили в живых.
30
Непонятный пассаж. 19 марта 1830 Фердинанд VII Испанский изменил закон о престолонаследии, предоставив право на него и женщинам. В результате вскорости королевой стала его дочь Изабелла II. Но у нас на дворе 1813 год, на испанском престоле старший брат Наполеона – Жозеф. Правда, французские Бурбоны взошли на испанский трон «по женской линии»: через брак Людовика XIII с дочерью испанского короля Филиппа III Анной Австрийской и через брак Людовика XIV с дочерью Филиппа IV Марией-Терезией Австрийской, но тогда в Испании салический закон еще не был принят. От воцарения под именем Филиппа V внука Людовика XIV, герцога Филиппа Анжуйского, до Изабеллы II наследование шло по мужской линии.
– Что еще?
– Мне не дают покоя перемены в содержании дофина, которые живописал Лашапель. Супругов Симон, первых тюремщиков Луи-Шарля, внезапно отстранили, на их место пришла череда меняющихся охранников. В то же самое время окно камеры заколотили, оставив пленника в темноте. Зачем?
– Из жестокости.
– Напрашивающееся предположение. Но я не исключаю другой причины.
– Хочешь сказать, чтобы никто не мог рассмотреть или узнать его? Благие небеса, Себастьян, неужели ты веришь этим романтическим басням о спасенном из тюрьмы некоронованном короле и несчастном глухонемом мальчике, оставленном умирать вместо него?