Почему Маркс был прав
Шрифт:
А как, кстати сказать, следовало бы действовать, если бы капитализм вообще никогда не появился? Неужели человечество не смогло бы найти какого-то менее жестокого способа сформировать то, что Маркс рассматривал как наиболее ценные плоды капиталистического развития — материальное благосостояние, разнообразные творческие способности человека, самоопределение, глобальные коммуникации, личная свобода, прекрасная культура и т. д. Возможна ли альтернативная история, в которой не появляются гении, подобные Рафаэлю и Шекспиру? Не будем забывать и о расцвете науки и искусств в античной Греции, Персии, Египте, Китае, Индии, Месопотамии и других местах. Была ли капиталистическая модернизация действительно необходимой? Как сравнивать ценность современной науки и человеческой свободы с духовным достоянием родоплеменных сообществ? Что будет, если мы поместим на разные чаши весов демократию и холокост?
Вопрос этот может оказаться не чисто академическим. Предположим, что после глобального ядерного или техногенного катаклизма горстке из нас довелось уцелеть, и теперь перед нами
Глава 4
Марксизм — это мечта об утопии. Он верит в возможность идеального общества без нужды, страданий, насилия или конфликтов. При коммунизме не будет эгоизма, собственничества, конкуренции или неравенства. Никто не будет высшим или низшим по сравнению с кем бы то ни было. Никто не будет принуждать работать, люди будут жить в полной гармонии друг с другом, а поток материальных изделий будет неиссякаем. Этот изумительно наивный взгляд коренится в простодушной вере в человечность природы человека, а людская порочность просто выносится за скобки. Тот факт, что мы по природе своей эгоистичные, алчные, агрессивные и беспринципные создания и что никакая социальная организация не способна это изменить, просто игнорируется. Романтический взгляд Маркса на будущее отражает абсурдность всей его политической концепции.
«А в этой вашей марксистской утопии дорожные аварии еще будут случаться?» — вот типичный пример тех язвительных вопросов, через которые марксистам приходится пройти в качестве пролога к содержательному обсуждению. По сути, такие замечания гораздо больше говорят о невежестве спрашивающих, нежели об иллюзиях марксистов. Ведь если принять, что утопия означает «идеальное общество», то тогда «марксистский идеал» есть просто противоречие в определении.
К слову, в марксистской традиции имеются гораздо более интересные опыты использования понятия «утопия» [1]. Один из крупнейших английских революционных марксистов Уильям Моррис написал на тему утопий незабываемую книгу «Новости из ниоткуда», которая в отличие практически от всех других утопических работ в деталях показывает, как должен происходить процесс политических преобразований. Если же обратиться к повседневному использованию данного понятия, то следует признать, что Маркс не проявлял особого интереса к будущему, свободному от страданий, убийств, нужды, конфликтов, разрухи, трагедий и даже принудительного труда. Более того, он демонстрирует очень мало интереса к будущему вообще. Все, читавшие Маркса, знают, что в своих работах он говорит очень мало о том, как конкретно будет выглядеть социалистическое или коммунистическое общество. В связи с чем его критики получают возможность обвинять его в непростительной туманности воззрений, вот только для поступающих таким образом становится затруднительным обвинять его еще и в составлении утопических прожектов. Уж если кто-то и ведет торговлю будущим, то не марксизм, а капитализм. В «Немецкой идеологии» он отвергает коммунизм как «идеал, с которым должна сообразовываться действительность», взамен предлагая считать таковым «действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние» [2]
Подобно тому как иудеи — традиционалисты запрещают предсказывать будущее, Маркс, как светский иудей, в основном отмалчивался относительно того, что может ждать нас впереди. Мы видели, что он, судя по всему, считал социализм неизбежным, но поразительно мало высказывался о том, на что он будет похож. Для такой сдержанности есть несколько причин. Во- первых, поскольку будущее не существует, то фабриковать его портреты есть разновидность лжи. К тому же у менее подготовленных читателей это может создать впечатление, что будущее предопределено, хотя данный вопрос весьма далек от очевидности и подлежит дальнейшему изучению. Мы видели, что в определенном смысле Маркс признавал будущее неизбежным. Но неизбежность не всегда означает привлекательность. Смерть тоже неизбежна, но на взгляд большинства людей отнюдь не является желательной. Будущее, может быть, и предопределено, однако нет никаких причин для уверенности в том, что то, что произойдет, непременно будет улучшением того, что мы имеем сейчас. Неизбежность, как мы видели, зачастую достаточно неприятна. И сам Маркс явно знал об этом гораздо больше, чем говорил.
Помимо своей бессмысленности, предсказания будущего на деле могут быть прямо вредными. Поверить в свою власть даже над будущим — это прямой путь к убаюкиванию себя ложным чувством обеспеченности. По сути, это попытка спрятаться от той многоликости и неопределенности, что заложены в самой природе будущего. Есть в этом что-то и от стремления использовать будущее как род фетиша, этакого утешающего божка, за которого можно подержаться, как испугавшийся ребенок хватается за свое одеяло. Будущее есть абсолютная ценность, которая не позволяет нам окончательно пасть, ибо (до той поры, пока оно не наступило и пребывает в качестве манящего миража) оно неуязвимо для ветров истории. Вы можете также попытаться монополизировать будущее как средство подчинить себе настоящее. Подлинные прорицатели нашего времени — это не заросшие мрачные изгнанники, в сырых подземельях предрекающие смерть капитализма, а эксперты, нанятые транснациональными корпорациями, чтобы всматриваться во внутренности системы и уверять ее правителей, что на
Есть еще одна причина, по которой Маркс проявлял осторожность в отношении картин будущего. Дело в том, что в его время появлялось очень много подобных зарисовок, и почти все они создавались безнадежно идеалистичными радикалами. Идея, что история движется вперед и вверх, чтобы утвердить совершенный идеал, не принадлежит политическим левым. Для просветителей XVIII века она была самоочевидной банальностью, но осталась едва известной, будучи заслонена их революционным социализмом. На раннем и наиболее ярком этапе становления европейского среднего класса эта идея отражала его энергию и уверенность в своих силах, основывавшуюся на том, что набирал силу процесс ограничения деспотизма, наука подрывала позиции суеверия, а мир обращал в бегство войну. И в результате вся человеческая история (под которой большинство этих мыслителей фактически подразумевали Европу) должна была обрести свое высшее воплощение в государстве свободы, гармонии и коммерческого процветания. Маловероятно, что самый известный в истории бичеватель средних классов подписался бы под этой самодовольной иллюзией. Маркс, как мы видели, действительно верил в прогресс и цивилизацию, но при этом он понимал, что они как минимум проявляются неотделимо от дикости и невежества.
Это не означает, что Маркс ничего не усвоил из наследия таких утопических мыслителей, как Фурье, Сен — Симон и Роберт Оуэн. Наряду с достаточно резкими отзывами о них он мог одобрительно высказываться об их идеях, которые подчас оказывались удивительно передовыми для своего времени. (Правда, не все из них. Например, Фурье, первым применивший термин «феминизм» и считавший, что низовая ячейка идеального общества должна состоять ровно из 1620 человек, полагал, что в грядущем обществе морскую воду следовало бы превратить в лимонад. Тогда как сам Маркс, насколько можно судить, предпочел бы чистый рислинг.) Так, в частности, Маркс критиковал веру утопистов, будто они могут одержать победу над своими противниками исключительно силой аргументов. Общество для них было полем битвы идей, а не столкновения материальных интересов. Маркс же, напротив, весьма скептически высказывался по поводу их веры в интеллектуальные диалоги. Он считал, что по — настоящему увлечь людей могут только те идеи, которые приходят к ним через повседневную жизнь, а не через рассуждения философов или дискуссионные кружки. Если вы хотите узнать, что люди реально думают, следите за тем, что они делают, а не за тем, о чем они говорят.
Для Маркса утопические прожекты были лишь пустым отвлечением от насущных политических задач. Энергия, которая уходит из них, могла бы принести гораздо больше пользы, будучи посвящена политической борьбе. Как материалист, Маркс с осторожностью относился к идеям, которые уводят от исторической реальности, и считал, что обычно за таким отрывом теории от практики стоят вполне конкретные исторически обусловленные причины. Тот, у кого есть досуг, может набрасывать более или менее детализированные схемы устройства лучшего будущего, точно так же как все желающие могут составлять бесконечные планы величественного романа; вот только они так никогда и не приступят к его написанию, поскольку погрязнут в бесконечном составлении планов для него. Позиция Маркса состояла в том, чтобы не мечтать об идеальном будущем, а решать проблемы настоящего, которые мешают наступлению лучшего будущего. А когда это будет достигнуто, то исчезнет и необходимость в людях, подобных ему.
В «Гражданской войне во Франции» Маркс писал, что революционным рабочим «предстоит не осуществлять какие- либо идеалы, а лишь дать простор элементам нового общества, которые уже развились в недрах старого разрушающегося буржуазного общества» [3]. Надежда на лучшее будущее не может выражаться лишь в задумчивых сентенциях, мол, «было бы неплохо, если…». Если она будет чем-то большим, чем праздная фантазия, то принципиально иное будущее станет не только желательным, но и безусловно осуществимым; а чтобы стать осуществимым, оно должно укрепиться в реалиях настоящего. Оно не может быть одним махом заброшено в настоящее из некоего внешнего политического пространства. Необходимо найти такой ракурс для наблюдения за настоящим, такие Х — лучи для его просвечивания, которые позволили бы выявлять внутри его те фрагменты, которые потенциально способны составить определенную форму будущего. В ином случае вы преуспеете лишь в формировании у людей несбыточных желаний, а несбывающиеся желания, по Фрейду, ведут прямиком к невротическим заболеваниям.
В настоящем имеются силы, нацеленные на его изменение. В наше время этим занимается, в частности, такое политическое движение, как феминизм; правда, оно добивается такого будущего, в котором на долгое время сохраняется очень многое из настоящего. Для Маркса связующим звеном между настоящим и будущим является рабочий класс — уже имеющаяся реальность и одновременно сила, способная ее преобразовать. Эмансипационные меры вбивают клин будущего в самую сердцевину настоящего. Они представляют собой мост между настоящим и будущим, точку, где они пересекаются. При этом как настоящее, так и будущее обеспечиваются ресурсами прошлого, прежде всего в плане наиболее конструктивных политических традиций, за которые надо сражаться, чтобы выжить.