Шрифт:
Джером К.Джером
Почему мы не любим иностранцев
(пер.В.Тамохин)
О том, что не надо слушаться чужих советов
Как-то поздно вечером, зимою, прохаживаясь по перрону Юстонского вокзала в ожидании последнего поезда на Уотфорд, я заметил человека, ругательски ругавшего автомат. Дважды он грозил автомату кулаком; казалось, он его сию минуту ударит. Повинуясь естественному любопытству, я тихонько подошел поближе. Мне хотелось понять, о чем он говорит. Человек, однако, услышал мои шаги и обернулся.
– Это вы здесь только что были?
–
– переспросил я в ответ, ибо ходил по перрону уже минут пять.
– Ну здесь же, где мы сейчас стоим!
– отрезал он.
– Вы что думаете: здесь - это вон там, что ли?
– Видимо, он был сильно раздражен.
– Вполне может быть, что я проходил уже по этому месту за время своей вынужденной прогулки по перрону, если вы это имеете в виду. Вам это угодно знать?
– отозвался я с подчеркнутой любезностью, ибо мне хотелось пристыдить его за грубость.
– Мне угодно знать, - продолжал он, - с вами я разговаривал минуту назад или не с вами?
– Нет, не со мной, - отвечал я.
– Честь имею.
– Вы уверены?
– не отставал он.
– Ну, знаете! Разговор с вами не так-то скоро забудешь!
– не выдержал я. Меня оскорблял его тон.
– Простите, - с неохотой выдавил он из себя.
– Здесь подходил один. Разговаривал. Я думал, что это, может быть, вы.
Я немного смягчился. На платформе, кроме него, никого не было, а до поезда еще оставалось четверть часа.
– Нет, это не может быть я, - ответил я добродушно.
– А что, он вам нужен?
– Да, нужен!
– ответил он.
– Я опустил пенни в эту щелку, - продолжал он, как видно чувствуя потребность излить душу.
– Я хотел получить коробку спичек, но оттуда ничего не выскочило. Я уж этот проклятый автомат и тряс и ругал. А тут подошел какой-то, ну вот с вас ростом. Послушайте, а это, наверное, были не вы?
– Да нет же, - отвечал я.
– Я бы вам сказал, если б это был я. Ну и что ж он сделал?
– Он видел, что произошло, или, может быть, догадался. Он сказал: "Капризная штука, эти автоматы! Ими еще, знаете, надо уметь пользоваться". А я ему говорю: "Надо их все собрать и швырнуть подальше в море, вот что!" У меня не было ни одной спички. А я курю. Мне они постоянно нужны. Он мне и говорит: "Иногда монетка застревает. Это значит, что вес ее недостаточен. Тогда нужно опустить вторую. Вторая монетка спускает пружину и сама выскакивает. Так что вы получаете все, что хотели, да еще в придачу монетку. Я всегда так делаю". Объяснение довольно нелепое, но он говорил так уверенно, словно сам этот автомат выдумал. И я его, дурак, послушал! Я опустил еще одну монетку - пенни, как мне тогда казалось, - только сейчас я обнаружил, что это была монета в два шиллинга. Этот безмозглый идиот до некоторой степени был прав. Что-то действительно выскочило из автомата. Не угодно ли вот - полюбуйтесь! Он протянул мне пакет. Я взглянул на этикетку и увидел, что это леденцы от кашля.
– Два шиллинга и один пенс, - добавил он с раздражением.
– Может, купите, а? За треть цены отдам.
– Вы опустили монетки не в ту щель, -
– Это я и без вас знаю!
– отвечал он, как мне показалось, излишне резко. Собеседник он вообще был не из приятных, и, имей я возможность поговорить с кем-нибудь еще, я незамедлительно бы с ним расстался.
– Ну, деньги, куда ни шло, пропали - и ладно, но на кой черт мне эти проклятые леденцы? Попадись мне сейчас этот болван, я бы запихнул их ему в глотку.
В молчании мы шли до края платформы и повернули обратно.
– Ведь есть же такие люди!
– опять разразился он.
– Вечно лезут со своими советами. Боюсь, что когда-нибудь заработаю месяцев шесть за такого вот субчика. Помню, у меня был пони. (Собеседник мой, насколько я мог судить, был мелким фермером; в манере его выражаться было что-то огородное, не знаю, вполне ли вам ясно, что я имею в виду, но все время, пока вы разговаривали с ним, вам лезли в голову какие-то овощные мысли.) Хороший был коняга, уэльской породы. Выносливее животины я никогда не встречал. Всю зиму он пасся у меня на воле, а как-то ранней весной я решил проехаться на нем. Мне нужно было в Амершем по делу. Я запряг его в тележку и стал погонять. До Амершема всего десять миль, но пони оказался норовистым, и к тому времени, когда мы добрались до города, он был уже весь в мыле.
В дверях гостиницы стоял человек.
– Славный у вас пони, - говорит он мне.
– Да так себе, - отвечаю я.
– Очень-то его гонять нельзя. Он еще молод, - поучает он меня.
– Мы проехали десять миль, - говорю я.
– Всю дорогу на вожжах висеть пришлось. Я, наверно, вымотался куда больше, чем этот пони.
Я вошел в дом, управился со своими делами и, вернувшись, увидел, что человек все еще стоит на том же месте.
– Ну как, обратно? В гору, стало быть, взбираться будете?
– спрашивает он меня.
Почему-то он мне с самого начала не понравился.
– Да, мне нужно на ту сторону. А вы что, может быть, знаете, как добраться до вершины холма, не поднимаясь вверх? Тогда скажите.
– Послушайте моего совета, - говорит он мне, - перед тем как ехать, дайте ему кружку пива.
– Кружку пива?
– изумился я.
– Да он у меня спиртного в рот не берет.
– Это неважно, - махнул он рукой.
– Вы ему все-таки дайте кружку пива. Я знаю этих пони. Он у вас хорош, только еще не объезжен. Кружка пива - и он помчит вас в гору быстрее канатной дороги. И ничего ему не сделается.
Странное дело с этими советчиками. Всегда потом себя спрашиваешь, как это ты не дал такому типу промеж глаз и не сунул его носом в первую попавшуюся водопойную колоду. А ведь слушаешь их, когда они говорят. Я заказал пива, велел его вылить в полоскательницу и вынес на улицу. Вокруг собралось человек десять. Зубоскальства, конечно, хоть отбавляй.
– Джим, ты его сбиваешь с праведного пути!
– кричал один.
– Теперь он начнет в карты играть, потом банк ограбит, потом убьет свою мать. В душеспасительных брошюрках говорится, что это всегда начинается со стакана пива.