Почему мы помним. Как раскрыть способность памяти удерживать важное
Шрифт:
Внимание и намерение
Представим себе сцену из повседневной жизни. Вы возвращаетесь домой, вставляете ключ в замок и открываете дверь, одновременно проверяя почту в телефоне. Стоит ступить на порог, как к вам кидается со слюнявыми объятиями жизнерадостная, недрессированная, недавно взятая из приюта собака. Из комнаты дочери грохочет музыка – в мозг ввинчивается привязчивая, нагруженная синтезаторами попсовая мелодия из восьмидесятых. Едва держась на ногах, вы заходите в кухню, где мерзкий запах напоминает о том, что вчера вы забыли вынести мусор. Укол резкой боли напоминает, что нужно приложить лед к подвернутой пару недель назад лодыжке.
Теперь, не оглядываясь, попробуйте вспомнить, где оставили ключи. Если вспомнили, что они остались в замке, – прекрасно, но, если не получилось, знайте: вы не одиноки. Вы просто отвлеклись на все остальное. Натиск входящей информации загромождает
14
Больше на эту тему, в том числе и практические приемы управления вниманием, можно найти в Gazzaley, Rosen 2016 и Jha 2021.
Представьте себе память в виде письменного стола, заваленного обрывками бумаги. Если на одном из обрывков записать пароль от онлайн-банка, то для того, чтобы потом его найти, потребуется немало усилий и удачи. Похожим образом дело обстоит и с попытками вспомнить. Если у нас образуется много воспоминаний, устроенных сходным образом – как те бессмысленные триграммы, которые заучивал Эббингауз, – найти нужное воспоминание становится во сто крат сложнее. Но если записать пароль на ярко-розовой бумажке, он будет выделяться среди остальных заметок на столе, и найти его будет нетрудно. Подобным образом работает и память. Легче всего вспомнить самые приметные впечатления, потому что они выделяются на фоне всего остального.
Как же создать воспоминания, которые будут выделяться в замусоренном сознании? Ответ: внимание и намерение. Внимание – это способ, которым наш мозг расставляет приоритеты среди всего, что мы видим, слышим, о чем думаем. В каждый конкретный момент мы можем обращать внимание на множество вещей, творящихся вокруг. События из окружающей среды нередко завладевают нашим вниманием без спросу. В сцене, которую я описал ранее, вы, быть может, ненадолго обратили внимание на ключи, прежде чем столкнуться со всем, что нахлынуло на вас, стоило открыть дверь. Даже если стараться обращать внимание на самое важное, что необходимо запомнить (например, на ключи, которые понадобятся через час, когда вы спохватитесь, что опаздываете встретить близкого человека в аэропорту), это само по себе еще не значит, что образуется приметное впечатление, которое преодолеет интерференцию от всего, что ворвалось в поле внимания (собачьи восторги, запах из мусорки в кухне, песня группы Kajagoogoo из комнаты дочери).
Здесь в дело вступает намерение. Чтобы создать воспоминание, к которому потом удастся вернуться, следует намеренно направить внимание на конкретный объект. В следующий раз, прежде чем положить предмет, который часто теряется (например, ключи), отведите минутку, чтобы сосредоточиться на чем-то уникальном для этого времени и места, например, на цвете столешницы или стопке нераспечатанных писем рядом с ключами. Немного осознанного намерения – и мы сможем побороть природную склонность мозга приглушать память о том, что делаем регулярно, и создать уникальные воспоминания, у которых будет шанс выстоять против помех.
Центральный исполнитель
В повседневной жизни мы, как правило, неплохо справляемся с тем, чтобы сосредоточиваться на важном. За это следует благодарить область мозга, расположенную прямо за лобной костью, – префронтальную кору. Префронтальная кора будет упомянута в этой книге еще много раз, потому что она играет главную роль во множестве будничных побед и поражений нашей памяти, и одна из ее многочисленных функций – помогать нам в целенаправленном обучении.
Префронтальная кора у человека занимает примерно треть поверхности коры головного мозга, но в ходе развития нейробиологии как науки ее функции были не слишком ясны. В 1960-х считалось в порядке вещей удалять префронтальную кору для лечения шизофрении, депрессии, эпилепсии и любых видов антиобщественного поведения. Эта грубая процедура, известная под названием «лоботомия», часто проводилась так: под местной анестезией пациенту втыкали в глазницу прямо над глазом хирургический инструмент, напоминающий ледоруб, и, по сути, возили им туда-сюда, чтобы разрушить побольше префронтальной коры. Вся процедура занимала минут десять. После
Примерно в то же время небольшая, но увлеченная группа нейробиологов, изучавших префронтальную кору (она входит в область покрупнее – лобные доли), стала понимать, как важна эта зона мозга. Они отмечали, что повреждение префронтальной коры вызывало нарушения мышления и обучения [15] , но какова ее функция, было все еще неясно. С 1960-х до 1980-х годов в научных статьях подчеркивалась загадочная природа этой области, заголовки выглядели как «Загадка функции лобных долей у человека», «Тайна лобных долей», «Лобные доли: неизведанные территории мозга».
15
Здесь цитируются Teuber 1964, Nauta 1971 и Goldman-Rakic 1984.
В вопросах человеческой памяти префронтальная кора не получает должного признания. Если вы читали какие-нибудь книги или популярную прессу о памяти, вы, скорее всего, сталкивались с упоминанием гиппокампа. Он имеет форму морского конька, скрывается в середине мозга и считается главной зоной, определяющей, забудете вы что-то или запомните. Эта область мозга действительно играет важную роль в памяти – об этом в следующей главе. Но пусть многие нейробиологи и превозносят гиппокамп как королеву бала, в моем сердце особое место занимает префронтальная кора. Именно с нее начался мой путь в исследованиях памяти, и она играет ключевую роль в определении того, что сохранится, а что будет утрачено.
В учебниках писали, что префронтальная кора и гиппокамп – два разных вида систем памяти в мозге. Префронтальная кора рассматривалась как система рабочей, или оперативной памяти [16] , которая удерживает информацию в доступе временно – как оперативная память наших компьютеров. Гиппокамп же считался системой долговременной памяти, позволяющей сохранять воспоминания более-менее насовсем – вроде жесткого диска. Некоторые нейробиологи представляли рабочую память чем-то вроде сортировочного пункта, где поступающая информация удерживается, пока ее не выбросят или не отправят на долгосрочное хранение в гиппокамп. Как мы скоро увидим, это очень упрощенное представление, не учитывающее обширного влияния префронтальной коры на все стороны мыслительной деятельности.
16
Здесь я имею в виду споры среди нейробиологов в конце 1990-х и начале 2000-х о том, служит ли префронтальная кора основой для исполнительной функции или поддержки рабочей памяти. Второе обычно приписывают Якобсену (Jacobsen 1936) и позже – Голдман-Ракич (Goldman-Rakic 1987). Многие другие исследователи подчеркивали роль префронтальной коры в обеспечении функции кратковременной памяти или поддержании рабочей памяти, но я не думаю, что Голдман-Ракич или другие специалисты по префронтальной коре считали это ее единственной функцией. Отсылки Голдман-Ракич к рабочей памяти связаны с параллелями между ее представлением о функции префронтальной коры и психологической моделью рабочей памяти, которая сформулирована в Baddeley, Hitch Более широкие трактовки взаимоотношений рабочей и долговременной памяти предлагаются в Wagner 1999, Ranganath, Blumenfeld 2005 и Jonides et al. 2008.
К середине девяностых исследователи стали применять методы визуализации мозга, чтобы разобраться, как определенные области мозга, например префронтальная кора, участвуют в рабочей памяти. Один из этих методов – позитронно-эмиссионная томография, или ПЭТ, – выявляет, где в мозге усиливается кровоток: людям делают инъекцию раствора, содержащего радиоактивный маркер, и помещают их в сканер, улавливающий радиоактивное излучение. Первые исследования показали, что кровоток усиливался в областях, которые активно работали и требовали больше глюкозы. Эту информацию ученые использовали для картирования мозга: людям в сканере давали задания, задействующие разные функции – язык, восприятие, память.