Почему мы помним. Как раскрыть способность памяти удерживать важное
Шрифт:
К счастью, фотографии и видеосъемка не всегда мешают запоминать. Оптимальный подход – соблюдать баланс между нуждами переживающего и запоминающего «я». При некотором осознанном намерении камера может стать нашим союзником в формировании и даже отборе воспоминаний, к которым потом можно будет вернуться. В путешествиях я не люблю бесконечно снимать постановочные кадры, пейзажи и достопримечательности – это умаляет мои непосредственные переживания. Зато я делаю импровизированные снимки, на которых люди чем-то поглощены, смеются, удивляются, или фотографирую необычные детали: смешной указатель, аляповатую скульптуру. Я фиксирую несколько редких ярких моментов и освобождаю ум для непосредственного переживания поездки, обращаю внимание на то, что творится вокруг. Пересматривая немногочисленные фотографии, я возвращаюсь к деталям поездки, которые хочу вспомнить, – а менее приятные ее стороны (толпы, очереди,
Жизнь коротка. В силу преходящей природы памяти она может казаться еще короче. Мы склонны считать, что память позволяет нам держаться за прошлое, хотя на самом деле человеческий мозг создан не для того, чтобы просто складировать наши впечатления и опыт (в последующих главах мы узнаем, для чего еще). Забывание – не сбой в работе памяти, а следствие процессов, которые позволяют мозгу расставлять приоритеты в море информации и помогают нам ориентироваться в мире. Мы можем активно управлять забыванием – совершать в настоящем осознанный выбор, позволяющий создать целый арсенал воспоминаний, который можно взять с собой в будущее.
2. Путешественники во времени и пространстве
Как воспоминания отправляют нас в прошлое
Я знаю, путешествия во времени на самом деле уже существуют.
Существуют внутри нашего собственного разума.
С одной стороны, забывание раздражает, с другой – иногда можно приятно удивиться внезапно всплывшему воспоминанию, которое перенесет нас в другое время и место. Это не причуды мозга. Мы склонны считать память записью того, что случилось, но человеческий мозг обладает замечательной способностью связывать «что» с «где», «когда» и «как». Этим можно объяснить неуловимое и необъяснимое чувство прошедшего, которое так часто сопровождает опыт вспоминания. И именно поэтому, если оказаться в нужное время в нужном месте, воспоминания будто бы сами находят нас – со мной такое случалось не раз.
Родители привезли меня в Соединенные Штаты, когда мне было меньше года. Я почти всю жизнь прожил в Северной Калифорнии, но почти все мои родственники остались в Индии. Пока я рос, мы ездили туда примерно каждые четыре года – повидаться с дедушками, бабушками, тетями, дядьями, двоюродными братьями и сестрами. В детстве и подростковом возрасте у меня было много ярких переживаний из поездок в Индию, но по возвращении в Калифорнию память о них неизбежно угасала, словно от того, что между моим домом и дедовским пролегли тысячи миль. Пусть мои первые слова и были на тамильском – родном языке родителей, – но сказать на нем я могу лишь несколько фраз (к огорчению бабушки с отцовской стороны). Иногда кажется, будто все эти воспоминания заперты в секретном ящичке, спрятаны вне досягаемости. Но в Индии они возвращаются ко мне.
После изматывающего семнадцатичасового перелета я прохожу таможенный контроль международного аэропорта Ченнаи – и оказываюсь в другом мире. Стоит ступить за порог, как на меня обрушивается вал ощущений. Из кондиционированного терминала я попадаю в густой, влажный воздух, летом жарко и душно, как в сауне, – изо всех пор моего тела течет пот, но и это не помогает охладиться. Я вбираю в себя пестрое многоцветье города, оттенки женских сари в рыночной суете, цветастые фургоны на дорогах. Беспрестанный поток запахов то вызывает тошноту (если рядом открытая канализация), то пьянит (сладкий запах тропических цветов, морской воздух на пляже, густой дым от поленьев, горящих на жаровнях торговцев арахисом). На следующее утро, пока солнце взбирается с горизонта, я просыпаюсь в джетлаге от гомона тропических птиц, разносящегося по району. Когда я оказываюсь в Ченнаи, вся окружающая какофония звуков, цветов и запахов будто позволяет поймать воспоминания и о прошлых поездках – те, что не даются мне, когда я дома.
Такое чувство пребывания в определенном месте и времени называется контекст, он играет важнейшую роль в нашем обыденном запоминании. Многое мы забываем не потому, что воспоминания исчезли, а потому, что не удается найти к ним дорогу. Но в нужном контексте могут всплыть на поверхность даже те воспоминания, которые казались давно утраченными.
Отчего так происходит, почему в подходящем контексте я могу добраться до «спрятанных» воспоминаний, недоступных мне дома, – даже слов и фраз на языке, в иных обстоятельствах для меня чужом? Ответ кроется в том, как наш мозг запечатлевает воспоминания о событиях.
Мысленные путешествия во времени
Заметную часть XX века в исследованиях памяти царил бихевиоризм –
39
В John Watson 1913 довольно хорошо обобщено то, о чем я здесь говорю.
На этом мрачном фоне в игру вступает Эндель Тульвинг – профессор психологии из университета Торонто, родом из Эстонии. Тульвинг любил рассуждать не только о том, что происходит в экспериментах, но и о том, что творится у людей в головах. В 1972 году он порвал с бихевиористской теорией в революционной статье, где отверг представление о памяти как о хранилище простых ассоциаций и выдвинул вместо него модель, согласно которой у человека есть два вида памяти. Он предложил термин «эпизодическая память» для описания того типа запоминания, что позволяет представить себе и даже заново пережить события из прошлого. Тульвинг предложил отличать эпизодическую память от семантической [40] – способности вспоминать факты и данные о мире независимо от того, когда и где мы получили эту информацию. Главная мысль Тульвинга состоит в следующем: чтобы вспомнить событие (эпизодическая память), нужно мысленно вернуться в определенное место и время, но, чтобы иметь знания (семантическая память), нужно уметь пользоваться выученным ранее в разных контекстах.
40
Tulving 1972.
Тульвинг заявил, что память – не просто клубок связей между стимулами и реакциями, и тем самым полностью отказался от заманчивой простоты бихевиоризма. Позже он пошел еще дальше и назвал эпизодическую память видом «мысленных путешествий во времени», имея в виду, что вспоминание погружает нас в состояние сознания, в котором мы будто переносимся в прошлое [41] . По выражению Тульвинга, ключевое свойство человеческого сознания – «способность мысленно путешествовать во времени, произвольно передвигаясь по тому, что произошло, и тому, что может произойти, – без оглядки на физические законы вселенной». Прочтя это описание впервые, я подумал, что Тульвинг слегка двинулся умом: рассуждения о путешествиях во времени и сознании звучали не слишком научно. Но если приложить немного самонаблюдения, становится понятно, что в этом что-то есть.
41
Tulving 1985.
Предположим, я попрошу вас рассказать, что вам известно о Париже. Вы могли бы начать с того, что это город во Франции, он знаменит музеями и ресторанами, там стоит Эйфелева башня. Вы, пожалуй, будете на 100 % уверены в этих фактах, даже если не сможете вспомнить, когда и где узнали их впервые. А теперь предположим, что я попрошу вас рассказать, бывали ли вы в Париже. Если бывали, то для ответа на этот вопрос вы, вероятно, обратитесь к информации, которая погрузит вас в конкретный опыт: аромат каштанов на жаровне уличного торговца по дороге от вашей гостиницы к метро, очередь к лифту на вершину Эйфелевой башни зябким осенним вечером незадолго до заката, вид с башни на город, когда загораются огни. Дело не в силе или слабости воспоминаний – вы можете с уверенностью вспоминать факты о Париже (семантическая память) и заново переживать поездку в Париж (эпизодическая память), но эти два вида опыта совершенно различны.