Почему нет?
Шрифт:
– Послушай, все… все как-то само… – сбивчиво объясняется Сережа. – Ты уехала, она меня поддержала и…
– Угу, – мычу я, и горячие слезы скользят по моим щекам. – Поздравляю.
– Прости, но это… это еще не все.
Нестерпимое желание бросить трубку разливается лавой по венам, но я сдерживаюсь что есть сил. Если уж ножи в спину, то давайте все за раз.
– Когда свадьба? – выдавливаю я, зажмурившись.
– Думаю, скоро. Она беременна.
Наклоняюсь вперед и крепко держусь за край скамейки, чтобы не свалиться. Ядовитая улыбка печет губы, а истерический смех вибрирует в груди, охваченной пламенем ярости.
– Два с половиной
– Но расстались мы раньше, – парирует он. – Ясь, мы расстались год назад. Ты это знаешь. И я это знаю. Не нужно делать из меня предателя.
Мне хочется заорать. Хочется выплеснуть все негодование и злость ужасными словами, но все они уже были сказаны. В этом нет толку, потому что спасать и чинить больше нечего. Вот она, точка. Последний гвоздь в крышку гроба, где похоронены наш брак и наша любовь. Обида мутирует в ненависть, раздирая в клочья доводы разума, и я ничего не могу с этим поделать.
– Да-а-а, – сипло тяну я. – А может, еще раньше? Сколько вы с ней общались? Два? Три года?
– До этого ничего не было, – твердо заявляет он.
– Признайся, Сереж. Признайся, мне будет проще тебя ненавидеть.
– Я бы этого не хотел.
– Уже поздно.
– Яся, прошу… – В его голосе сквозят опустошение и грусть. Так и вижу, как мы оба стоим по разные стороны поля, сожженного дотла. – Я не желаю тебе зла, не хочу, чтобы тебе было больнее. Мы пытались. И я, и ты. Между нами было много хорошего, но пора двигаться дальше. Пора каждому жить свою жизнь. Собственно, именно ты это и предложила.
Медленно выпрямляюсь. Дыхание рваное, подбородок дрожит, а боль выкручивает суставы. Я должна его отпустить. Я это понимаю, хочу этого, но… черт возьми, как же трудно. Возвращаться некуда, но и отрываться друг от друга, когда вы уже буквально срослись, тяжело. Слишком многое связывает. Слишком долго мы были вместе.
– Вы живете у нас? – уже куда спокойнее спрашиваю я.
– Нет. Я переехал к ней.
– За это спасибо. И за то, что рассказал, тоже.
– Уверен, скоро и у тебя…
– Не стоит, Сереж, – перебиваю я, потому что не хочу его жалости и сочувствия. Пора учиться жить без него. – Я все подпишу. Нам еще нужно выставить на продажу квартиру и машину. Займись этим, пожалуйста. Или я могу попросить папу…
– Нет, я сам, – обрывает он. – Но все предложения буду согласовывать с тобой.
– Хорошо.
– Тогда… пока?
– Пока.
Завершаю звонок и откладываю телефон в сторону. Рыдания клокочут в груди, пузырятся в горле и вырываются наружу сдавленными всхлипами. В моей жизни было много слез, впрочем, как и у любой девочки, но такой агонии безудержного отчаяния я еще не испытывала. И никакой определенности в мыслях, ничего. Только боль. Уродливая, мерзкая и сокрушительная.
За все десять лет наших отношений я плакала из-за Сережи бесчисленное количество раз. Когда он обижал меня словами или действиями, когда не понимал, отстранялся, делал вид, что не замечает своих ошибок. И каждый раз, сидя на полу в ванной, на диванчике кухни или запираясь на заднем сиденье машины, я рыдала и думала: «Стоит ли оно того? Мне это нужно? Может, лучше все прекратить? Расстаться, развестись. Отпустить, уйти и жить по-другому». А потом мы мирились. Много разговаривали, пытаясь найти компромисс. И я приходила к выводу, что это нормально – ошибаться. И, наверное, так и есть, только не все ошибки можно исправить.
Ветер подхватывает мои волосы, поглаживая лицо, но он не может высушить слезы. Смотрю на реку, рябь ползет по воде, переливаясь закатными бликами. Никогда еще я не чувствовала себя такой опустошенной и одинокой. Такой потерянной, застывшей. У Сережи будет ребенок, новая жена. Будет семья, о которой он мечтал. Мы мечтали, но это уже история. Возможно, когда-нибудь я даже смогу искренне порадоваться, но сейчас все, на что хватает сил, ненавидеть его за то, что он сломал мои мечты, хоть и ответственность за это делится пополам. Много лет он был тем человеком, в котором я запрещала себе сомневаться. Я черпала силы в нем и в наших отношениях. Я любила его и себя рядом с ним, а теперь… я себя не чувствую, не могу найти, будто большая часть души и личности осталась там, в пустой квартире, которую сможет назвать домом кто-то другой. Может, мы просто перегорели? Выросли из нас прежних, любивших друг друга? Последние два года мы были больше соседями, чем мужем и женой. Моментами друзьями, а моментами даже врагами. Кризисы были и до этого, но последний нас разломал.
Не знаю, сколько еще проходит времени, но слезы все льются. Горестные и жалкие. Сумерки окутывают базу мягкой светящейся дымкой, а отвращение к себе превышает все допустимые нормы. Вытираю глаза, чтобы прояснить взгляд. Какой в этом смысл? Что изменится? Все кончено, во всех смыслах этого слова. Фантазии о чудесном воскрешении чувств рассыпаются прахом, и я беру в руки мобильный, принимая последнее поражение. Захожу в список контактов и меняю тот, который не трогала последние восемь лет. Никаких смайликов, только имя. Имя, которое навсегда станет для меня триггерным. Затем открываю приложение «Госуслуг», нахожу заявление о расторжении брака и ставлю на нем электронную подпись. И правда удобно, в загсе бы вряд ли кто-то оценил мою истерику.
Шумно выдыхаю сквозь расслабленные губы. Еще раз и еще. Жду, когда полегчает, но тщетно. Умом понимаю, что ситуация не смертельная, я во многом сама ее спровоцировала, но маленькая девочка, которая живет в самом укромном уголке сознания, где по розовым облакам прыгают радужные пони, бьется в припадке, и я вместе с ней. Ее обманули. Ее предали.
«Никогда. Больше никогда… – повторяю мысленно. – Не хочу. Не могу. Это ужасно. Лучше уж буду одна. Сама по себе. Никто мне не нужен. Никто».
Хруст и шорох вдруг долетают до ушей, и я настороженно вглядываюсь в раскидистый кустарник. Нетрудно догадаться, кто пошел меня искать. Карина и без того большую часть дня провела как на иголках, нельзя расстраивать ее еще больше. Наскоро смахиваю слезы, пытаясь придать себе не слишком убитый вид.
– Малышка, я… – заговариваю, но мигом прерываюсь, заметив темные короткие волосы среди зелени.
Ярослав выбирается из зарослей, сжимая в руке серую ветровку, и отводит взгляд, будто увидел меня голой, а не зареванной. Вытираю тыльной стороной ладони мокрый нос и опускаю голову. Судя по его реакции, показываться людям мне сейчас точно не стоит.