Почему я люблю РоссиюВоспоминания монсеньора Бернардо Антонини
Шрифт:
Я преподаю Библию во всех группах. Пока не получается хорошо говорить по-русски, поэтому рядом со мной всегда секретарь. Я пишу план лекций, а затем обсуждаю с ним, исправляю ошибки. Ну что же, нужно начинать хотя бы так — здесь нет дипломированных библеистов, поэтому вести курс поручили мне, все-таки я много лет преподавал в Вероне.
Проходит первый год. Не обошлось без сюрпризов: священник-поляк, декан колледжа, перед Рождеством неожиданно решил вернуться на Родину. Поэтому ученый совет, который возглавляет генеральный викарий Администратуры, принимает решение: «Самая подходящая кандидатура
Преподавательскую деятельность я совмещаю со служением в храме св. Людовика: месса, проповедь, исповедь. Через некоторое время спонтанно возникли четыре филиала в других городах: в Саратове, Санкт-Петербурге, Калининграде и даже за границей, в Киеве. Мне приходится следить и за их развитием, перелетая с места на место.
Московский колледж уже принял устоявшуюся форму, стал постоянной структурой, и тут случилась большая неприятность. В марте директор школы, приютившей нас, сказал: «В следующем году мы не сможем сдать вам в аренду классы, нам нужно делать капитальный ремонт».
Итак, я с помощью других преподавателей, которые лучше разбирались в местных условиях, ищу новое помещение. Наконец удалось найти ПТУ, расположенное довольно далеко от нашего первого местопребывания. Директор — коммунистка, но встретила нас довольно любезно. Однако приходит день подписания договора об аренде, я счастливый приезжаю туда, а она встречает меня нахмурившись:
— Дон Бернардо, я не могу подписать договор.
— Почему?
— Потому что министр народного просвещения Правительства Москвы и ее сотрудники, очень влиятельные люди, заявили, что договор составлен неправильно.
— Но по какой причине?
— Они не объяснили.
Налицо классическая сталинская система: диктатура!
Я отвечаю:
— Прошу прощения, я Вас очень уважаю, но я — итальянец и не соглашаюсь с решениями начальства без объяснения причин. Вы должны мне объяснить, почему не хотите подписывать договор.
Причину ее поведения я уже угадал: получению разрешения мешало само наше название, «Колледж католической теологии им. св. Фомы Аквинского». Наконец, после по меньшей мере двадцати телефонных звонков в городское правительство, мне удалось записаться на прием к министру на понедельник, в 11.30. Везде представляюсь директором Колледжа теологии им св. Фомы Аквинского.
На встречу я пришел с огромным букетом самых красивых роз, которые только удалось приобрести. Меня встретила секретарша:
— Министра нет на месте.
— Как нет на месте? Мне назначили встречу на 11.30. Когда она вернется?
— Не знаю.
Решительно заявляю:
— Я не уйду из приемной до самого вечера, пока Вы не закроетесь.
Итак, сижу, читаю молитвы Розария и жду. В половине второго появляется министр. Я говорю секретарше:
— Скажите, что я еще жду.
Через полчаса она отвечает:
— Вас сейчас примут.
Вхожу в огромный кабинет и оказываюсь перед комиссией: министр и главы различных ведомств правительства Москвы — административного, по культуре, по составлению учебной программы, еще каких-то. В общем, славная компания.
Я
— Прошу прощения — я плохо говорю по-русски, однако колледж, который я представляю, предназначен для россиян. Прошу дать нам разрешение арендовать для колледжа помещение на следующий год в государственной школе. Мы же не можем работать на улице. Мы не просим денег, только разрешение.
Министр, на столе у которой громоздятся семь телефонов (никогда в жизни не видел ничего подобного!), начинает задавать вопросы директору сектора по эксплуатации зданий, администраторам… Каждый отвечает, что против и дует в свою дуду. Наконец, я понимаю, каков будет вердикт: «Ступайте прочь; мы запрещаем».
Но прежде, чем они бросят мне в лицо эти слова, я хочу сам услышать, что спрятано в их сердцах. Итак, сжав четки (я обязательно держу их в руках, когда иду к чиновникам), я громко заявляю: «Извините, госпожа министр. Скажите прямо, что Вы лично имеете против Католической Церкви, раз не желаете дать разрешение?» И бью кулаком о стол. Грубо, конечно, однако после моих слов отношение сразу меняется: «Ну, что Вы, я не хотела… Мы обсудим, что можно сделать». Она опять начинает расспрашивать советников, наконец, решает: «Хорошо», и подписывает указ.
Я счастлив, и пока еду на метро домой, пою в душе «Магнификат». Мы получили разрешение, значит колледж будет существовать.
Появляются новые студенты, иногда дети католиков, чаще — атеистов, приходят и православные. Вот лишь несколько примеров. Студенты всегда отмечали день рождения в кругу своих однокурсников и обязательно приглашали на праздник декана, т. е. меня, и секретаря колледжа — с. Целину. Итак, мы поздравляли одну девушку, я благодарю ее маму за то, что разрешила дочери учиться в колледже, затем благодарю виновницу торжества за приглашение. Когда пришло время прощаться, она отвела меня в сторонку и говорит:
— Дон Бернардо, я крестилась полгода назад и поступила в колледж.
— И как, тебе нравится? — спросил я.
— Очень, я счастлива, что стала христианкой и в день своего крещения я сказала: «Теперь я Твоя, Христе. Я чувствую, что готова посвятить себя Богу, хочу стать монахиней».
Да, слова этой неофитки глубоко запали мне душу: «Теперь я Твоя, Христе, благодаря крещению». Замечательное свидетельство.
Когда я прихожу домой к студенту, прежде всего стараюсь познакомиться с его матерью и поблагодарить ее за то, что она разрешила ему учиться в колледже. Я знаю, что почти все родители — не католики, многие из них вообще не крещены.
В одном доме я не вижу отца и наивно спрашиваю: «О, Ваш муж, наверное, на работе. Подождем, не будем без него произносить тосты?» Мама не говорит не слова. Я топчусь на месте, не знаю, что и сказать. Через несколько недель уже в другом доме история повторяется. Меня встречают мама, бабушка и огромная собака. Мужа нет, и я снова спрашиваю: «Ваш муж еще не вернулся? Передавайте ему привет». Опять молчание, а я снова глупо выгляжу.
В третий раз, прихожу в гости, знакомлюсь с мамой, рядом с ней стоит муж. «Ну, — думаю, — наконец-то я не совершу бестактность и попаду в самую точку». Встаю, начинаю тост: