Почему я люблю РоссиюВоспоминания монсеньора Бернардо Антонини
Шрифт:
— Благодарю Вас, дорогая мама, за то, что разрешили своей дочери поступить в колледж. Спасибо и Вам, — киваю мужчине, — за то, что направили дочку в католический колледж.
И тут он, немного ошеломленный, мне сухо отвечает:
— Это не моя дочь, я ее третий отчим.
Меня словно окатили ушатом ледяной воды. Решаю раз и навсегда: «Больше никогда и ничего не буду спрашивать про отцов». Да, коммунизм разрушил семьи.
В конце второго года перед нами вновь встала проблема получения разрешения на аренду. В январе
Итак, в мае я наконец получил разрешение, после того как накричал на них: «Комиссия не принимает никакого решения. Уважаемая председатель, — мне неловко об этом говорить, но приходится — Вы не в состоянии разрешить проблемы. Я прихожу уже в четвертый раз, не верится, что нужно десять раз просить разрешение. Все, я ухожу». Стукнув кулаком по столу, я разворачиваюсь. И тут же слышу:
— Нет-нет, подождите, что именно Вы хотите?
— Ну как же, я столько раз говорил, что прошу дать разрешение заключить договор с ПТУ об аренде помещений еще на год.
Председатель, ласково улыбаясь, отвечает:
— Я даю Вам разрешение на два года.
Она подписывает документ, а я — признаюсь, поступил по-фарисейски — тут же делаю комплимент:
— Вы невероятный начальник, большое спасибо.
Примерно так же дела обстояли, когда я, вскоре после основания колледжа, покупал копировальный аппарат фирмы «Кэнон». В представительстве компании мне сказали: «Счет необходимо оплатить в таком-то банке».
Я отправился туда, отстоял длинную очередь, потеряв полдня, наконец подошел к окошку:
— Мне нужно оплатить счет для фирмы «Кэнон».
— Но мы не принимаем такие платежи, Вам придется ехать в Токио, — парировал директор.
— Как в Токио?
— Да, именно так.
— Вы шутите?
— Нет, поезжайте в Токио!
Постояв немного, я ни с чем вернулся домой.
Через неделю — на колу мочало, начинай сначала: «Поезжайте платить в Токио». В страшной растерянности вновь еду домой. Спустя несколько дней принимаю решение: «Ладно, схожу туда в последний раз». «Однако, — говорю сам себе, — дорогой дон Бернардо, сегодня придется кричать и махать кулаками, это — последний шанс».
Отстояв очередь, снова слышу ту же песню. Начинаю кричать — кстати, в банке полно народу, а я был в сутане, на меня уставились все посетители: «Это не банк, а какой-то Вавилон. Я больше сюда никогда не приду. Уже в третий раз обиваю здесь пороги».
Бух! Хватив кулаком по столу (прямо истерика, никогда в жизни я так не делал, но в России нельзя вести себя иначе), направляюсь к выходу. У дверей меня останавливает охранник: «Директор сказал, что вы можете оплатить счет». Что же, я снова попал
Колледж продолжает развиваться, у меня есть разрешение на аренду, но подстерегают новые неожиданности. Россия нетрадиционно тяготеют к консерватизму. Когда скончался Марсель Лефевр — архиепископ, не принявший реформы II Ватиканского Собора, в колледже объявилась группа московских лефевристов. Одна женщина подошла ко мне:
— Вы — декан колледжа?
— Да.
— Не поставите свою подпись под просьбой о начале процесса канонизации архиепископа Лефевра?
— Что? — удивился я.
— Мы проводим сбор подписей для канонизации.
— Но вы знаете, что Павел VI неоднократно сожалел по поводу антисоборных настроений этого человека? И вы обращаетесь с такой просьбой? Господа, ступайте, пожалуйста, дверь вон там. Если этого недостаточно, могу открыть окно.
Жизнь колледжа немыслима без духовной составляющей: еженедельная месса, духовные упражнения, пастырское руководство. Первый год дал нам пять призваний к священству и монашеству — три среди мужчин и два среди женщин. Всех кандидатов мы были должны отправить за границу, потому что в России тогда не было ни семинарии, ни монастырей, ни центров формации. И так продолжалось еще два года.
Однако в тот год меня ждал еще один сюрприз. 4 ноября 1992 г. из Аквилы на мое имя приходит посылка с оборудованием для радиостанции. Архиепископ попросил меня получить разрешение в Министерстве печати и коммуникаций. Я там никого не знал, но при помощи некоторых студентов колледжа вышел на одну женщину, которая занимала в нем ответственный пост. Она помогла мне, и 27 ноября я получил разрешение открыть радиостанцию.
Для составления акта об основании мне пришлось ответить ей на вопросы:
— Как называется радиостанция?
— «Мария».
— Почему именно так?
— Потому, что я люблю Пресвятую Деву Марию.
Наконец, провиденциальный вопрос:
— Спонсор? Кто будет оплачивать работу радиостанции?
Я, выдержав паузу, отвечаю:
— О, у меня великая, знаменитая компания!
— Как она называется?
И вот, вдохновение:
— Отеческое Провидение Божие…
Женщина озадаченно смотрит на меня:
— Как? Что это такое? Где же действует эта компания?
— Во всем мире.
— Вы можете дать мне ее телефон?
Я посмеиваюсь:
— Нет, ее телефона дать не могу, потому что она работает только с верующими, а Вы признались, что не знаете, кто такая Дева Мария.
Так появилась третья (после колледжа и «Каритас», зарегистрированного незадолго до описываемых событий) церковная структура — «Радио Мария».
В 1991–1992 гг. жизнь в России была очень тяжелой: магазины абсолютно пусты, хлеб продается не везде, молоко можно встретить еще реже. Честно говоря, за это время я сильно похудел, но апостольство развивалось замечательно.