Почему я не люблю дождь
Шрифт:
Всполох перстня, на миг озаривший все вокруг ослепительной вспышкой, и заставивший без следа испариться налипший на ресницы и застилающий светлый мир снег, не изменил ничего. Осси, впрочем, и не надеялась. Как и предполагалось, не по зубам ему такое было – слишком уж много смерти было разом собрано в одном месте, и слишком уж концентрированной она тут была, а значит…
Где-то на самом краю занесенного снегом мира разматывал и разматывал свои мутные тени хилависта, пытаясь противопоставить замороженную в зеркалах жизнь восставшей из тысячи могил смерти, а откуда-то из немыслимой дали доносился еле слышный крик, вплетенный во вновь появившийся из ниоткуда шепот. И крик этот звал,
Снежные лохмотья кружили и кружили, укутывая все окрест мягким пушистым саваном, а холод все рвал на части тело, изо всех сил пытаясь добраться до души, не ведая и не понимая, что тело вампира также мертво как камень, как сам девшалар. И не чувствовало оно ни лютой стужи, ни палящего зноя, а душа… Душа была смертельно ранена на дальней, все еще укрытой холодным осенним дождем дороге, и больше уже не желала ничего, а оттого – и ничего не боялась, будучи полностью и абсолютно свободной. А значит, не было над ней власти ни у кого – ни у живых, ни у мертвых.
Осси стояла в самом центре кружащей вокруг метели, прикрыв глаза, и не чувствовала ни холодных поцелуев смерти, ни жалящих прикосновений смертной стужи. Она замерла, не отвлекаясь попусту и не размениваясь на мелочи, а сознание ее все это время тянулось за горизонт, вдаль, сквозь толщу времен и событий к далекой взошедшей однажды над ночным перевалом радуге. К так и ненайденной могиле Мея…
Высвобожденные хилавистой тени метались внутри окутавшего их девшалара, разрушая и разъедая его изнутри той силой, что копилась в них сотни лет, отражаясь сама в себя и, тем самым, умножая и взращивая лютый голод и ярость. И понемногу давление «пальца» начало ослабевать, он таял, становясь все прозрачней и меньше, пожираемый внезапно зародившейся внутри него жизнью. И пусть жизнь эта оставалась не до конца полноценной и имела слишком мало общего с бескрайним светлым миром, с которым охотно бы сцепилась, подвернись удобный случай и оказия, но все же тупая холодная смерть была противна самой ее сущности, а потому и билась она с ней, не щадя ни себя саму и ничто вокруг.
Узкая пасть отростка вывернулась искореженной болью воронкой, из которой фонтаном била густая темная кровь, смердящая как двухнедельный труп. Почуявшие скорую победу сомборы рвали отросток на куски, медленно сползающие, расплескивая по сторонам вонючую жижу, в темную натекшую внизу лужу. И с каждым таким потерянным куском отросток все больше съеживался, сдувался, оседая на землю, чернея и сгнивая прямо на глазах.
Легким призрачным смерчем заворачивались вырвавшиеся на свободу сомборы. Быстрым клубящимся ветром неслись вслед белые снежинки-колючки, увлекаемые тенями чужих отражений. Боль и смерть водили хоровод в мраморных пределах Аулы. Ненависть и страх правили бал…
Тихо звякнула о камень выпавшая из разжавшихся пальцев арбалетная стрела [23] . За ней еще одна. И еще…
С тихим нежным звоном билось о плиты тончайшее стекло, выпуская наружу яд упокоения, а жидкое серебро растекалось под ногами интессы, неглубокой блестящей лужицей. Клубясь и дымя, оно испарялось, изливая в окружающее пространство погибель, и словно отвечая на его посмертную ласку, истошно взвыл подраненный девшалар, разом потеряв два своих отростка, и малую часть своей мертвой плоти.
23
Арбалет леди Кай был снаряжен специальными болтами для уничтожения нежити. Болты эти были стеклянными и заполнены были жидким
Снежную муть рывком отбросило назад, на пару шагов очистив от скверны изуродованную площадь некрополя, и подарив леди Кай небольшую передышку. Звякнула, разбиваясь о камень четвертая стрела, а белесая пелена уже вновь наползала на Осси.
Слишком мала и ничтожна была эта победа, но выигранное время стоило больше серебра, ибо побелевшие губы уже шептали слова призыва, а сознание парило рядом с жертвой, обрывая последние нити, связывающие восставший дух с его разрушенным обиталищем из мертвой плоти.
Вой девшалара оборвался громоподобным ударом, земля под ногами вздрогнула и по очищенным плитам пробежала еще одна трещина. За первым ударом последовал второй, а затем, будто сотни ржавых крюков впились в тело Осси, растягивая его в стороны, и пытаясь порвать в клочья.
Кровь сочилась из каждой поры, из прокушенного языка, из глаз и ушей, а радуга была все так же непостижимо далеко, и Осси тянулась, тянулась к ней, не обращая внимание на то, что вместе с кровью из нее уходит взятая взаймы смерть, и с каждой пролитой каплей вампирской крови она становится все более живой. А значит более уязвимой.
Запах пролитой крови пьянил.
Он пьянил девшалара, заставляя его рваться вперед, к куску беззащитной плоти, к еле тлеющему огоньку живой души.
Он пьянил и леди Кай.
Впрочем, скорее, не саму ее, – а так и не состоявшуюся вампиршу. Но как бы то ни было, а запах этот кружил голову, и где-то глубоко внутри растекался розовый дурман ярости.
Мощная, неодолимая злоба теперь переполняла ее и была готова извергнуться вовне, сминая, подчиняя и уничтожая все вокруг. Осси превращалась в разъяренного зверя. Раненного, а оттого еще боле опасного. Готового смести все, что встретится на пути, даже не заметив этого. С каждым новым вздохом она все больше превращалась в неодолимую стихию. Она умирала и возрождалась ветром. Она становилась бурей. А радуга, к которой она тянулась все это время была уже так близка…
Девшалар, обезумевший от той неземной боли, что причинило ему пролитое на землю серебро, и ошалевший от запаха крови, рванулся вперед, мигом преодолев те несчастные десять шагов, что отделяли его от Осси Кай.
Затмив своей уродливой образиной полнеба, он занес над девушкой уродливую лапищу, намереваясь разом и одним махом прихлопнуть и выбить дух из непокорной букашки. Широкие остро отточенные когти, которые только что походя крошили мраморные плиты, блеснули в вышине и со свистом нарезая густой промерзший воздух понеслись вниз.
И будто только этого и ожидал капризный разум вампира… Будто только явной и смертной угрозы не хватало ему, чтобы пробить последнюю преграду, смести последнюю плотину, воздвигнутую в сознании леди Кай, и устремиться в душу, затапливая собой все чуждое, неподвластное и человеческое.
Как тогда на перевале глухо громыхнул раскат грома, разрывая в лоскуты привычную реальность, и вспыхнула на миг радуга цвета крови, озарив все вокруг, и окрасив мир новыми цветами.
Осси не чувствовала, как впиваются в ладонь осколки пятой раздавленной в руке стрелы. Как стекает с ладони кровь, смешанная с серебром. Как рвут ее кожу невидимые, но оттого не менее острые крючья смерти, раздирая ненужную более плоть, и обнажая мясо почти до самых костей. Она не слышала рева тысячи мертвых, поднятых чудовищной силой бога, и смятых странной прихотью бытия в единое и неразрывное целое, и не почувствовала жуткого удара, сломавшего ее хрупкое тело, и отбросившего ее скомканную фигурку далеко в сторону…