Почка для Президента
Шрифт:
– Меня, Веня, серьезно волнует утечка информации, - сказал Таллер.
– Я просто в недоумении, где мы могли проколоться...У тебя два новых человека...
– уже без прежнего напора заметил Таллер.
Брод тут же отпасовал этот посыл.
– За Карташова я отвечаю головой! Вместе кормили клопов в рижском СИЗО, и я имел прекрасную возможность узнать его.
– Но у тебя есть еще один новенький...Я имею в виду Одинца.
– Тоже отпадает на сто процентов. Его нам рекомендовал сам Соловей...Соловьев Гена...
– Но с него теперь не
– Таллер стал опять разогреваться. От долгих разговоров и сигарет лицо у него покрылось пепельной бледностью, а под черными глазами обозначились тени.
– Ладно, если ты так уверен в своих людях, бери Музафарова на себя...Надо его просветить и заодно выяснить, какого высокого чина он имеет в виду...От этого будет зависеть цена и скорости, с которыми мы будем вести поиск доноров... А пока работаем в обычном режиме...Сколько человек ты завтра думаешь задействовать на водохранилище?
– Поедем на двух машинах "скорой помощи" - это шесть человек и машина прикрытия...
– Будь осторожен, чтобы полоса неудач не сыграла с нами злую шутку...
– Не все зависит только от нас...Пойдем, на дорожку выпьем, я что-то продрог...
После совещания их позвали ужинать.
Карташов с Одинцом сидели с края стола и разделывались с лобстерами. Аппетит после поездки на водохранилище у них был зверский.
– Мцыри, попробуй это, - Одинец подал Карташову тарелку с большим куском холодного мяса и разнообразной зеленью.
Усевшийся за стол Таллер сам налил себе полфужера коньяка и сразу же выпил. Закусил хвостиком петрушки, после чего сразу же закурил.
– А где Галина? Веня, куда ты запрятал свою красавицу?
– спохватился Таллер. Большой ценитель женской красоты.
– Она на кухне, сейчас подойдет.
В гостиную, наконец, вошла Снежко. На ней было темное с глубоким каре платье, с рубиновым кулончиком. На "шпильке" она казалась еще стройнее и все, кто был за столом, бросили свои алчные взгляды на ее ноги.
Она села рядом с Бродом, он ее обнял за плечи и что-то негромко сказал. Женщина поднялась и пошла наверх. Вернулась с гитарой.
– Мцыри, спой, - попросил Брод.
– Николай говорит, что вы с Саней организовали дуэт, - через стол Брод протянул Карташову гитару.
– Давай, Серый, не стесняйся, - попросил Одинец.
– Что-нибудь задушевное.
Карташов отодвинулся от стола, чтобы дать свободу гитаре, и начал подбирать аккорды.
Жалобно стонет ветер осенний,
Листья кружатся поблекшие,
Сердце наполнено чувством томления,
Помнится счастье ушедшее...
Он пел негромко, но тишина, вдруг возникшая за столом, усиливала его голос и каждый звук шестиструнки. В какое-то мгновение Карташов поднял глаза и увидел лицо Галины. Он мог поклясться, что она ждала его взгляда.
Таллер, откинувшись на спинку стула, в своей вальяжной позе, курил "Уолл-Стрит", зажав сигарету между средним и безымянным пальцами.
– Неплохо, черт
– Спел с душой, а это главное. Ты, Мцыри, сам рижанин?
– Во всяком случае, я там родился, - засмущавшись, ответил Карташов.
– И там же подсел, - пояснил Брод.
– "Черный берет", гроза националистов, за что и был наказан.
– Неплохого кадра ты, Веня, заполучил, - Таллер взглянул на часы. Николай, пусть твои люди поменяют номера на моей машине.
– Он поднялся с места, и без прощальных церемоний вышел из-за стола. В сопровождении Николая покинул дом.
Галина с приходящей домработницей принялись убирать стол. Теперь на Галине был цветастый фартук, но "шпильки" остались на ней. Карташов слышал стук ее каблучков и это его бодрило, словно свежий ветерок. Неприхотливая память напомнила ему сцену в ванной комнате и все его нутро обдало кипятком.
Когда он уже был в комнате, без стука вошел Брод. Он был заметно навеселе.
– Тебе, Мцыри, придется на время сменить бивак...Переехать к Одинцу. А чтобы вам не было скучно, возьмите с собой гитару...Когда-то на ней играл Высоцкий...
– Я не против, - сказал Карташов и не стал расспрашивать Брода о причине такого решения.
Брод молчал, курил и прищуренным от дыма глазом взирал куда-то в пустоту.
На следующий день Карташов переехал к Одинцу, в Чертаново, недалеко от Варшавского шоссе...
Бойня на Учинском водохранилище
Из Ангелово они выехали на "шевроле", за рулем которого находился Карташов. Рядом курил и одновременно лузгал семечки Одинец.
– Мне нравится вечерняя Москва, - сказал он и прильнул к лобовому стеклу.
– Что-то не пойму, то ли дождь начался, то ли у меня в глазах рябит.
– Оптический обман, преломление лучей...Между прочим, дождичек не помешал бы, - Карташов перекинул сигарету с одной стороны губ на другую.
... Он ощущал некоторый дискомфорт, отчасти от внезапно возникших ассоциаций. Вспомнился давний рейд по ночной Риге, когда в милицейском "уазике" они утюжили ее темные предместья, вылавливая всякую шантрапу и самогонщиков. Это было время, когда ОМОН только-только начал брать верх над разнузданным криминалитетом.
Его взвод патрулировал южную часть города, взвод Бандо - западные, прилегающие к порту, районы. Однажды они увязались за бешено мчавшейся иномаркой, водитель которой проигнорировал их приказ остановиться. Гонка проходила по окраинной части Риги и привела их в пределы, контролируемые Бандо.
Преследуемая машина, преодолев придюнную зону лесополосы, вырвалась к заливу и ушла в сторону Мангальского маяка. И как только их "уазик" тоже выскочил на пляж, Карташов и его бойцы увидели трассирующие цепочки, исходящие от темной береговой линии. Он приказал водителю подать вправо и приблизиться к непонятному источнику автоматической стрельбы. Однако близко подъезжать не рискнули. Остановившись за пустой дачей, дальше пошли пешком. Внезапно стрельба прекратилась и они отчетливо услышали зычный голос Бандо: