Почтальон
Шрифт:
Все девять респондентов жили в районе Бастионной улицы и Пролетарского бульвара, он отметил подписчика журнала «Лапоть», поставил галочки возле получателей трёх «Псковских набатов», один из которых выписывал ещё и приложение «Литературный угол», и журналов «Радио всем» и «Мурзилка». Два письма из Ленинграда и Нижнего Новгорода шли вместе с радиожурналом, ещё три поделили собой читатели местной прессы, оставалось три письма по одному адресу, но на разные фамилии и номера комнат.
— Марфа Ильинична, посмотри, что с письмами, может ещё одно было?
Марфа поджала губы, залезла в тетрадь,
— Не понимаю, — заявила она, — почему вы говорите, что было ещё письмо. Вот подписи Екимовой, тринадцатое апреля по новому стилю, пятница, восемь писем, три журнала, три газеты и одно приложение. Дальше Страстная суббота идёт, почтальон в казармы целую сумку понёс, вон, на две страницы. Хотите, сами проверьте, если не верите.
— Смотри, Марфа, договоришься, — предупредил её Травин. — Начальство у нас обидчивое, если спрашивает, значит, основания есть. Да не дуйся ты, а то в воскресенье работать заставлю.
— Меня этим не испугать, — гордо сказала Абзякина, но на всякий случай спряталась за стопкой журналов.
— Мне Глафира сказала, что писем девять, — пояснил Сергей. — Поэтому и спрашиваю. Екимова на деньгах сидела, всегда всё копейку в копейку сдавала, не могла она в цифрах ошибиться.
— У Екимовой одни мужики в голове, — вылезла из-за писем Марфа. — Вы не замечали, а она сядет за арифмометром, в потолок уткнётся и мечтает. Тьфу, прошмандовка.
— Ты рот-то свой поганый закрой, — вступилась за подругу Зоя. — Мужика нет, вот и бесишься.
— А ну хватит, — негромко сказал Травин, и все замолчали. — На рабочем месте, товарищи, будем говорить о коллегах своих вежливо и только хорошее. Ясно? Марфа Ильинична, Зоя Львовна, возражений нет? Вот и отлично.
— Если письмо пришло, то оно в общей описи должно быть, я сейчас с заграничной корреспонденцией закончу, и ещё раз проверю, — сказала Зоя. — Общее количество мы во вторник сверяли, четырнадцать отправлений нашли не по тем адресам, а лишних или недостающих вроде не было. Сами знаете, почтальоны могут и потерять, и забыть где-то, но сами не скажут, пока человек не придёт и скандал не устроит, но сейчас такого почти нет, как учёт наладили. Может, действительно Глаша ошиблась? Последний месяц и правда где-то в облаках летала.
— Хорошо, — решил Травин, — я эти девять адресов в воскресенье обойду, людей опрошу, запишу, кто что получил, тогда и узнаем, что с этим таинственным письмом и было ли оно вообще. И с почтальоном мне надо поговорить, Марфа Ильинична, кто у нас эти адреса обслуживает?
— Так Нюрка же, — Марфа хлопнула журналом по столу, — комсомолка. Завтра она будет.
— А ты, Зоя, свяжись с Островом, с товарищем Зуровым, и предупреди, если они с отчётом задержатся, я к нему сам приеду на недельку, погощу.
В Остров Травин ездил в феврале, когда объезжал основные почтамты — Псковский округ сократили по сравнению с губернией, выделив Великие Луки с окрестностями и передав часть земель напрямую в область, но оставшаяся территория тоже была немаленькой. Сельское начальство работать не хотело ни в какую, не помогали ни угрозы, ни выговоры, деревня жила обособленным натуральным хозяйством, корреспонденция если только
По дороге домой Травин решил пройти мимо дома, где жили Матюшины, вдруг наткнётся на кого из них, или в окно его увидят, но возле бывшей губернской гимназии встретил Варю. Сергей, завернув с Урицкого на Калинина, чуть было в неё не врезался.
— А, это ты, Серёжа, — мягко улыбнулась Лапина, — прекрасный вечер, правда? Твоя Лиза — умница, сегодня посредственно получила, потому что опекун у неё — сволочь и козёл вонючий, но завтра я ей оценку исправлю, похвали её.
— Обязательно, — Травин пригляделся, принюхался, хотя мог бы этого не делать, от Вари несло спиртным на метры вокруг. — Ты что тут стоишь?
На самом деле учительница только чудом на ногах держалась, уцепившись за фонарный столб.
— Встречаю весну, смотри, скворцы прилетели, перезимовали где-то и вернулись.
— Уже месяц как. Пойдём, провожу тебя до дома, — он подхватил Варю под руку.
— Нет, — она рванула рукав на себя, не устояла на ногах и почти упала, но Травин её подхватил. — Я не хочу домой, там пусто. Хочу туда, где люди. Пойдём в ресторан? Шиканём на последние, выпьем шампанского, оно такое вкусное с клубникой. Серёжа, ты такой милый мальчик, я хочу клубники. Почему у нас не растёт клубника зимой? Это так чудесно — алые ягоды на белом снегу, словно капли крови. Я хотела выпить вина, представляешь, всего чуть-чуть, но в нашей гимназии нет вина. Только водка. Отлично, я выпила водки. Но теперь я хочу шампанское.
— Ладно, — решил Сергей. Оставлять Лапину одну в таком состоянии под вечер было опасно, жила Варя в самом конце Алексеевской улицы, недалеко от вокзала, и не исключено, что именно на вокзал бы она и направилась, если бы не упала где-нибудь по дороге. А там, на желдорстанции, и людей много, и выпивки, и острых ощущений. — В ресторан — значит, в ресторан, но потом домой.
— Ты отнесёшь меня на руках? — Варя повисла на Травине. — Мой принц. Где конь, что умчит нас в сказочную страну?
Сергей покачал головой, свистнул, подзывая извозчика — по случаю весны пролётки переставили с полозьев на скрипучие колёса.
— Заведение рядом с Божьим человеком знаешь?
— Как не знать, товарищ барин, — ответил тот. — Мигом домчим за полтину.
Травин внимательно посмотрел на мужичка.
— Два двугривенных, — поправился тот. — Корм нынче дорогой, ты уж войди в положение, фининспектор проходу не даёт.
Варя, усевшись в пролётку, взмахнула руками, попыталась встать, повозка тронулась, и она упала прямо на Сергея.
— Как это чудесно, помнишь, Серёжа, у Ахматовой. Зажжённых рано фонарей шары висячие скрежещут, всё праздничнее, всё светлей снежинки, пролетая, блещут. Скоро снег растает, уйдёт, как наша любовь, исчезнет навсегда, — она обмякла, Травин было подумал, что уснула, но учительница просто так сдаваться не собиралась. — Снег вернётся зимой, мой милый, и всё вернётся. Вперёд, возничий, мчи что есть сил! Рожей вперёд смотри, куда пялишься.