Почти что сломанная жизнь

Макхейзер Маргарет

– Я многое знаю об этом потому, что я нахожу очень занятным то, что скромная кофейная ягода насыщенного красного цвета в сочетании с водой, жизненно необходимой многим из нас, создает коричневую жидкость. Мне приятно знать, как и почему происходят вещи.

– И какие выводы вы сделали о кофейном бобе?

Доминик улыбается мне, расслабляясь в своем кресле.

– Правду?

– И ничего кроме правды, - отвечаю я.

– Без этой насыщенной, полнотелой, темно-коричневой жидкости я бы не смог нормально думать по утрам.

И я снимаю шляпу перед теми мужчинами и женщинами, которые собирают, сушат и переворачивают эти бобы ради того, чтобы у меня был мой кофе.

– Это я приготовила кофе, который вы пьете, поэтому вам следует благодарить меня тоже.

– Ха!
– Доминик опирается на спину и у него вырывается грохочущий смешок, исходящий из глубин его груди, и я чувствую, что тоже улыбаюсь.
– До чего же грубо с моей стороны! Спасибо, Эйлин, мне очень нравится ваш кофе!

Вместе мы допиваем наш кофе, и вдруг до меня доходит, что сегодня это уже третий день общения с Домиником, а он еще не спросил меня о причине моего состояния.

– Доминик, - говорю я, делая последний глоток.

– Да.

– Почему вы не спрашиваете меня о то, что случилось?

– Потому что, когда вы будете готовы, вы сами расскажите мне.

– А что, если я никогда не буду готова рассказать вам?

– Все эти «что, если» не существуют в моем мире. Нет никаких «что, если», есть только прошлое, настоящее, и то, что нам надо сделать, чтобы избежать чего-то плохого, что может случиться в будущем.

Я смотрю в сторону и чувствую, как хмурю брови, пока обдумываю слова Доминика.

– Я могу избежать чего-то плохого в будущем никогда не покидая свой дом, - говорю я, смотря на Доминика.

– Да, но вряд ли это называется «жить». Это черное существование. А мы все заслуживает жить жизнью полной красок.

– Гм, - хмыкаю я себе, раздумывая.

– Ну, что ж, сегодня у вас был мини-урок из жизни кофейного зернышка. Завтра я припозднюсь, но обязательно буду здесь.
– Доминик поднимается и подбирает с пола свой рюкзак.
– О, я забыл банановый хлеб. Вот, держите, - говорит он, открывая свою сумку, и выкладывает на стол два куска бананового хлеба, завернутых в целлофан.
– Банановый хлеб лучше всего подавать теплым намазанным маслом. Если не хотите съесть немного сегодня, оставьте нам к кофе на завтра.

Я встаю и иду к двери. Выключаю сигнализацию, отпираю обе двери и открываю их для того, чтобы Доминик мог уйти.

– Увидимся завтра, - говорит он, выходя наружу, и идет к своей машине.

Закрыв двери, я вновь включаю сигнализацию.

Я останавливаюсь около кухонного стола и смотрю на два невинных куска бананового хлеба, принесенных Домиником.

И тут до меня доходит.

Произошли две значительные вещи. Они настолько большие, что я не могу отрицать их или выкинуть из головы.

Я открыла сегодня обе двери, и я впустила внутрь нового человека.

И…

чернота в моей жизни только что приобрела другой оттенок.

Глава 8

– Меня выкрали, - начинаю я. Доминик сидит в том же кресле, что и всю неделю, и смотрит на меня по своему обыкновению очень спокойно.

Не осуждая.

– Когда?

– Три года назад. Этот день изменил всю мою жизнь. Он также стал днем, когда моя жизнь перестала быть нормальной.

– Норма - понятие субъективное, Эйлин. Для всех оно разное, - говорит он, продолжая смотреть на меня.

– Хотите начать записывать?
– Спрашиваю я, медля, пытаясь избежать перечисления полных ужаса подробностей, которые, как я знаю, мне придется рассказать ему.

– Если вы хотите, чтобы я вел записи, я могу, но сам я на данном этапе предпочитаю слушать.

Я просто киваю и ставлю свою чашку кофе на кухонный стол. Не говоря ни слова, я поднимаюсь и пересаживаюсь на место, где я провожу большинство своих дней. Я залажу на кухонную столешницу, смотрю на улицу, на мир, быть частью которого я не могу.

Облака сегодня опять темные, глубоко серые, будто обещают пролиться сильным дождем. Они собираются вместе и зловеще нависают над моим домом, предрекая свою власть.

Неужели эти тяжелые штормовые облака означают предзнаменование о том, что моя жизнь измениться после сегодняшнего дня? Или они предупреждают меня о том, чтобы я держала свой рот на замке? Говорят мне, чтобы я даже не пыталась прорваться сквозь это существование и попробовать новую жизнь? Я не могу думать об этом сейчас. Доминик ждет.

– Тот день был другой. Когда я проснулась и включила радио, в новостях говорили о Трише Маккензи, молоденькой девочке-старшекласснице, пропавшей по дороге из школы домой, и о том, как было обнаружено ее тело, - я продолжаю смотреть на мрачные темные облака за окном.

– Я работала в магазине в торговом центре. В тот день девушка, которая обычно со мной работала, позвонила и сказала, что заболела и не может прийти. Это было как раз в то время, когда весь город был за двадцать четыре часа сражен повальным вирусом.

Если бы я только заболела в тот день.

– Я позвонила своему боссу сказать ему о том, что придется работать одной и попросить помощь, но в других его магазинах было то же самое.
– Делаю глоток своего кофе, и мои глаза наполняются слезами.

– Я была так занята, но меня все время преследовало досадное чувство, что вот-вот случится что-то плохое. Оно было там весь день, сосало под ложечкой. Я просто знала, грядет что-то ужасное. Оглядываясь назад, я понимаю, что мне следовало запереть магазин и никого не пускать внутрь.