Почти фантастика
Шрифт:
Ну, думаю, не бывать этому. И не в том дело, что обидно, что ли… А просто понял я — не человек она вовсе. Не живут люди столько на селе. Просто не бывает такого. Она же всех пережила! Тут коренных-то осталось раз, два, да и обчелся. И вот эта…
Оп-па! Стоп — сам себе думаю. Кто она такая, кстати?
Стал я спрашивать, стал документы искать. Сейчас же все архивы открыты — только спрашивай правильно. А мне везде отвечают, что ничего знать не знают, и чуть ли вообще нет в мире такого человека. А участковый наш надо мной еще и смеется: ты, мол, что? Она тут с самого рождения села. Ее, мол, еще
И вот тут младшенький мой, последний мой, в аварию попал. Покалечился. А меня как заморозило. Я представил вдруг, что мне случится второго сына тут хоронить. Со всеми этими обычаями. И нет у меня никого больше. А эта вот ведьма — есть. Ведьма ведь!
В общем, собрался я как-то разом, и пошел ночью, никому и ничего не говоря. Никому — и ничего. Всё — сам-один. Вся вина, если есть она — на мне.
…И ты знаешь, что она мне ответила перед смертью, перед самой уже своей жестокой смертью, когда никто не врет? Там ведь не соврешь, когда жилы мотаешь и в глаза смотришь. Там ложь просто не проходит. Она честно мне все ответила. Она, когда я спросил строго, чего это все вокруг мрут, а она — все нет и нет, сама спросила:
— А лучше было бы, если бы все — живые, а я, выходит, мертвая?
Ну, тут я и не выдержал, да. Чистосердечно, значит, признаю и прошу хоть какого снисхождения.
…
Психически нормален.
Десять лет. Строгий режим.
…
— Десять лет — за столетнюю старуху? Да у нас за семью сегодня меньше дают! Да и вообще — никакого закона! Бать, мы будем тебя ждать!
…
— …Ну, ты как, бать?
— Я плохо. Там очень плохо, сына. Я вот только одному рад: ты жив, сестра моя живая, мамка твоя живая. А то, боялся, мало ли тут без меня…
— Да ладно тебе, бать! Ты лучше погляди на свое село!
— Да как же это? Тут же загибалось все? И наш-то дом…
— Нет нашего дома. Вот, квартира в той башне. И народа теперь тут, как в большом городе. Обещают даже метро досюда провести. Это все наш новый мэр…
— А, знаешь, сына… Все правильно я сделал, выходит. Все — правильно. Ожило ведь село без этой ведьмы. И правда, лучше, чтобы все как раз были, а ее не было. Лучше. Только наших-то не поднять.
Талант
В кабинет директора школы бочком-бочком прокрался какой-то совершенно не местный тип. Городок был маленький, все и всех тут знали — так вот этот как раз был совсем не отсюда. И по одежде, и по повадкам своим осторожным, по прическе странной — чужак.
Он подсел на указанный ему стул, а потом, оборачиваясь на закрытую дверь, полушепотом объяснил свою миссию.
Новое открытие. Гениальное. Оно же — изобретение. Специальный аппарат, испускающий специальные мыслительные волны. Повышает талант ребенка от десяти до ста процентов — в зависимости от податливости мозга. Гарантировано. Но — дорого. Потому что нигде в мире, кроме как тут и прямо сейчас. Проездом. А то, что дело дорогое, так он, проезжий, для того к директору и зашел. Договориться.
— Десять процентов, — сказал он строго, еще раз оглянувшись на дверь.
— А звать-то вас как? — спросил директор, как бы невзначай кивнув, соглашаясь.
Был предъявлен паспорт общего образца. Из
— А на взрослых — никак? — поинтересовался директор.
— Поздно, — вздохнул Александр Григорьевич. — Раньше бы. Хоть даже и перед выпуском из школы, когда уже самые эти таланты пробиваться начинают. Я же к вам — почему? Потому что — школа. Потому что — дети. Ну, и родители еще, конечно. Я же понимаю.
Договорились о завтрашнем дне.
Потом, когда приезжий уехал в гостиницу, директор поднялся к выпускникам и, остановив движением ладони вещающую что-то умное математичку, сообщил, чтобы завтра приносили деньги, потому что будет специальный эксперимент с мыслительными волнами. И многие после этого станут просто талантами.
— Это, — сказал он вполголоса, — Большой секрет совершенно и новое изобретение. Так что кроме родителей — ни-ко-му! Понятно?
Старшеклассники всегда были самыми понятливыми. Они сразу поняли, что не будет какого-то урока, и приняли это с воодушевлением. А деньги… Что — деньги? Перед выпуском они и так летели из семей, так уж сразу и сюда — понятное дело. Тем более — обещали добавить таланта.
…
Секретный прибор был в черном коленкоровом чемоданчике. Сверху была большая красная кнопка. Сбоку — решетка, как у микрофона. Эту решетку изобретатель и большой ученый Пиотровский, как его представил директор, направил на класс, а потом нажал большую красную кнопку. Прислушался к чемоданчику, прижав ухо к решетке, и нажал сильнее. Внутри что-то зажужжало.
— Не спать! Смотреть сюда! — повторял большой ученый в течение всех десяти минут работы уникального прибора.
Потом он отвечал на вопросы о мыслительных волнах и о талантах и о том, как и на сколько именно поднимается талант после такого облучения. У всех, сказал он, по-разному. Но минимальная прибавка в таланте — десять процентов. Это просто гарантировано и проверено. А максимальная — все сто. То есть, талант мог вырасти в два раза уже после одного сеанса облучения.
— Эх, жаль, — говорил Александр Григорьевич, — Что нет у меня на вас времени. Такое вот облучение надо было делать с первого класса. Каждый учебный год. И тогда рост таланта был бы — в десять раз! Представляете? В десять раз больше таланта!
Кто-то из отличников черкал бумагу, делал расчеты, кричал с места, что получается не в десять, что тут другая пропорция, но ученый пресек разговоры просто:
— Я же вам говорил, что бывает десять процентов, а бывает — сто. И у всех по-разному. Вот и в десять раз — это не точная цифра, а усредненная, можно даже сказать — рекламная, чтобы понятно было каждому. На самом деле, кто-то из вас уже вдвое талантливее, чем был вчера. Осталось только талант этот свой проявить и применить.
И тут-то все и замолчали. Потому что — а какой же именно талант? И как его проявить и куда применять?