Почти как три богатыря

Шмигалев Николай

Человек в сером, не веря в такую удачу, поклонился и быстренько смотался восвояси.

– Альтруист, ничего не скажешь, – ухмыльнулся Иван.

– А то! Помогать ближнему – кайф! Особенно, если от него так несёт!

– Ну не такой уж он нам ближний, это, во-первых, – сказал Царевич. – А во-вторых, так денег никаких не напасёшься. Не забывай, сумма казённая, сугубо на командировочные расходы: провиант, ночлег, транспорт. Финансовая помощь другим в контракте не оговаривалась. Отечественные налогоплательщики таких расточительных богатырей не поймут.

– Хорошо! Больше не буду благотворительностью заниматься!

– То-то же!

Друзья догнали колдуна,

который остановился напротив афиши с объявлениями.

– Так, что у нас сегодня в амфитеатре? – пошарил глазами по афише колдун. – Ага, спектакль-блокбастер «Чужие среди других», комедия. Как будто про нас постановка, – обернулся он к товарищам. – Может, сходим, приобщимся к античной, так сказать, культуре?

– Нет, – отрезал Царевич. – На цены билетов посмотри. Нас.

– Налогоплательщики не поймут, – завершил за него фразу цыган и бескультурно ткнул пальцем в афишу. – Вот! «Благородный Максимус против Неблагодарного Спартакуса», «товарищеская братоубийственная встреча», «финал», «в Голлизее», «вход свободным», «с несовершеннолетними рабами вход воспрещён», «Начало: уже вот-вот». Давайте сходим!

– Ни в коем случае! – покачал головой Премудрый. – Там охочие до крови фанаты на трибунах всегда такое безумное «месилово» устраивают, гладиаторы сна лишаются.

– А вот ещё «зрелище», – угрюмо сказал Иван и зачитал объявление. – «Спешите видеть! Сжигание еретика и преступника! Площадь Великого Инквизитора. На закате».

– Пойдём хоть на казнь посмотрим! – без особого восторга предложил цыган. – Опять какого-нибудь интеллигентишку зажарят, на потеху публике, за религиозно-политические анекдоты, типа «Попытка не пытка, а всё равно вертеться надо».

– Или вора какого-нибудь, – предположил уязвлённый колдун. – За то, что семечки у бабки стырил.

– Как узнал? – полезли глаза на лоб у цыгана. – Ваня ты раскололся? Царевич пожал плечами, дескать, никак нет, не стучал.

– Не забывайте, что я кое-где телепат, – пояснил Василевс. – Ладно, пойдёмте на площадь, посмотрим, кого там по ветру развеют.

Вокруг лобного места, где вскоре должно было состояться показательное кремирование «еретика и преступника», лавровому листу негде было упасть – так много оказалось жаждущих лицезреть это «священнодейство».

Трое богатырей едва протиснулись поближе к эшафоту с дровами, чтобы ничего не пропустить, и тут увидели, как из ворот СИзО (чтобы не путали ни с чем созвучным, давайте сразу расшифруем аббревиатуру – СИзО – Собор Иезуверского Ордена), вышла длинная процессия в белых балахонах с вырезом на нижней части спины, символизировавшим, что их счастливым обладателям глубоко на-а-ачхать на чаяния суетившегося вокруг плебисцита. На головах маршировавших были нахлобучены колпаки, скрывавшие их мужественные лица. В центре процесии плелся, спотыкаясь, приговорённый еретик-преступник в, раздражающем обывателей, красном балахоне с мешком такого же цвета на поникшей голове.

– Это ещё что за гей-парад? – поинтересовался у товарищей любознательный цыган, но те, поглощённые зрелищем, не сочли нужным разъяснять понятный каждому цивилизованному гражданину загримированный под казнь ритуал жертвоприношения.

Окружающие же, увидев мрачную процессию, начали дружно креститься, молиться, сморкаться и мысленно браниться и на человека в красном, и, с не меньшим рвением, на монахов в белом.

Жертву провели через перешёптывающуюся людскую массу к плахе. Два палача со спичками в зубах помогли еретику взобраться на поленницу из дров, щедро переложенных сушёными листьями табака.

Это смертоносное растение совсем недавно

было привезёно от «перьеголовых» аборигенов мореходом Кристобалем, по прозвищу Чёртов Колумбиец (в узких флибустьерских кругах его ещё называли «Проблемой семи морей», за то, что он первым спровоцировал конфликт между кланами «Краснолицых» и «Бледнокожих», негативно повлиявший на общее развитие морских перевозок между Старым и Древним Светом). Листья растения первое время использовались исключительно для стопроцентного уничтожения всякой живучей нечисти, вдыхавшей выделяемый им смертоносный дым у позорного столба. Это уже гораздо позже недобитая «нечисть» догадалась «скуривать» отраву обычным обывателям, мстя им за прошлое (но в данный момент – настоящее).

Палачи привязали приговорённого злоумышленника к возвышавшемуся над дровами позорно-искупительному столбу и, подбоченясь, встали по бокам от жертвы, чтобы все могли рассмотреть, какие они суровые и непреклонные ребята.

На передний план вышел судья инквизиторского трибунала: тощий и бледный, словно физическое олицетворение самой «старухи с косой», кардиган Квазиморда. Обведя блёклыми бесцветными глазами притихшую толпу, Квазиморда кивнул палачам. Те стянули мешок с головы приговорённого и с чувством собственного палаческого достоинства неспешно спустились с поленницы вниз. Народ увидел лицо привязанного к столбу человека и ахнул – это была чудовищной красоты женщина. Несмотря ни на что: ни на полное отсутствие косметики, ни на чёрные круги под глазами, преступница и еретичка была чертовски хороша.

– Чур-боже меня тоже! – проморгав, проговорил колдун и нервно сглотнув. – Что это за прекрасная незнакомка?!

И тут, отвечая на его вопрос, Квазиморда зачитал приговор, по которому становилось всё понятно (но мы-то с вами понимаем, что инквизитор не отвечал на вопрос колдуна, просто у них так случайно совпало).

– Это, если кто не в курсе, лжепровидица Несмеральда! Она признана судом святой инквизиции опасным преступником и еретиком, – читал суровый судья. – Её лжепророчества носили явный эвентуальный умысел и сопровождались неоднократным пенитенциарным рецидивом. В частности, она под давлением аргументов и фактов пытливых умов наших следователей призналась в том, что высказывала на людях свои кощунственные лжепророчества. Так, она заявила, что «коррупция и самодурство исчезнут на земле только ко Второму Пришествию», тем самым подвергнув сомнению церковные догмы и саму возможность «Второго Пришествия». Также ей вменяется в вину попытка создания преступно-дьявольской секты «Профсоюз» для защиты прав потребителей, производителей, долгожителей и других рабов. По совокупности преступлений Несмеральда приговаривается к пожизненному сожжению, – Квазиморда ещё раз обвёл взглядом сразу поникший народ и встретил только три ответных взгляда (кому они принадлежали, надеюсь, объяснять не надо). – Итак, есть ли у кого сказать слово в защиту преступницы?

Что-то возразить замглавы Ордена Иезуверов никто не решился, хотя.

– У меня, у меня есть что сказать! – неожиданно (и для себя тоже) поднял руку Василевс и удивлённо уставился на свою пятипалую предательницу.

Цыган попытался его одёрнуть, но, обычно осмотрительный, Василевс Премудрый на попятную не пошёл, руки не опустил, лишь только трость свою уменьшил до размеров зубочистки и спрятал в другом кулаке.

– Выйди сюда человек, которому есть что сказать! – пригласил его на эшафот удивлённый инквизитор, на его судейской практике такую неслыханную отвагу перед их строгой и благочестивой инквизицией проявили в первый, и, он надеялся, в последний раз.