Почти любовь

Джиллиан Алекс

– Это в тебе мужская солидарность говорит, а обо мне кто подумает? Я ребенка хочу, семью полноценную.

– Он тоже хочет, но когда будет уверен, что сможет обеспечить тебя и ребенка всем необходимым, – оправдываю друга я, припоминая рассуждения Олега на тему отцовства.

– И что мне теперь? На аборт? – злится Марина, не услышав в моем голосе и намека на поддержку. – Ты бы отправил Олесю на аборт, если бы она случайно залетела?

Я слегка подвисаю, примерив ситуацию. Вопрос, конечно, интересный, но в контексте последних событий уже не актуальный. Но, как ни странно, мысли о конопатых

кудрявых малышках меня ничуть не пугают. Олеська дурная и глупая, но я бы сам ее всю беременность вёл, мозги постепенно вправил, взял бы ситуацию под полный контроль. Почему-то не могу представить пацанов. Только девочку, мелкую, шуструю, меткую.

Чертов мандарин… Как же меня так угораздило-то? И что мне теперь делать со всем этим бардаком в голове и в сердце? Клининг вызвать, чтобы генеральную уборку провели?

– Олег не отправит тебя никуда, – уклоняюсь от прямого ответа. – На этот счет можешь быть уверена. Поворчит и пойдет вместе с тобой чепчики покупать.

– Думаешь? – спрашивает Марина с надеждой.

– Сто процентов. Погуляет, выпустит пар и вернется с букетом цветов.

– Ты только не говори, что я тебе звонила… если Олег вдруг решит с тобой поделиться.

– Не скажу. Курить завязывай. Тебе нельзя, – отчитываю непутевую подругу.

– Я брошу, – обещает Богданова. – Разнервничалась просто.

– Нервничать тоже нельзя.

– Не буду, – шмыгает носом Марина и резко меняет тему: – Олеся не рассердится, что я тебе так поздно звоню?

– Не рассердится, – скупо отвечаю я. – У тебя все?

– Почти… – мямлит она. Никак выдаст сейчас что-то шибко «умное». – Олеся с нами совсем общаться не хочет? – угадал. Хорошо, что есть в мире предсказуемые «умницы».

– Почему ты так решила?

– Показалось, наверное…

– Когда кажется, сама знаешь, что нужно делать.

– Мы с нового года не собирались ни разу, – развивает тему Марина, решив окончательно меня выбесить. – Она, конечно, младше нас и, может быть, не совсем понимает наши приколы, но нос воротить от друзей своего парня – это как-то не комильфо. Вот уж никак не думала, что тебя можно под каблук загнать. Ты ли это, Кравцов?

– А я посмотрю, как ты с коляской на наши тусовки таскаться будешь. – огрызаюсь я.

– У нее же нет коляски, или я чего-то не знаю?

– Угомонись, Марин, – закрываю надоевший вопрос. – Давай иди спать ложись и поменьше загоняйся всякой ерундой.

– Я, значит, за него как за друга переживаю, а он меня еще и посылает, – оскорбляется Марина. – У тебя день рождения в апреле. Может, соберёмся, как обычно, в Завидном?

– Я пока ничего не планировал. Ближе к дате решим. Доброй ночи, Марин, – прощаюсь, пока она не стребовала с меня обещание, и в одностороннем порядке завершаю звонок.

– Кофе готов, порядок наведен, – вежливо постучав, заглядывает на балкон Майя. Черт, совсем про нее забыл.

– Быстро ты, – взглянув на часы, окидываю девушку суровым взглядом.

Она лучезарно улыбается, поправляя влажные после душа волосы. Из одежды на ней только полотенце и мурашки. Захожу внутрь, двинув ее плечом. Улавливаю запах своего шампуня, стараясь не думать, чем еще из моих вещей воспользовалась Олеськина гостья. Наглая,

как танк. У нее дома воду, что ли, за неуплату отключили? Конечно, бл*ь, нет. Просто Майе похер абсолютно, что ее собутыльница дрыхнет в другой комнате, пока она тут почти голышом меня кофе угощает.

– Я полы просил помыть, а не себя, – недовольно комментирую я, бегло осматриваясь.

Придраться не к чему. А жаль.

Усевшись на диван, пробую кофе, собираясь его раскритиковать, но, увы, Майя даже с сахаром угодила. Еще и омлет пожарила. Хозяюшка. Надо брать, ухмыляюсь про себя, скользнув изучающим взглядом по точеным ножкам и изящным плечам.

– А я шустрая, все успела. Полотенце заберу, постираю, – устроившись в кресле напротив, Майя берет с натертого до блеска столика вторую чашку. Полотенце немного сползает, демонстрируя глубокую ложбинку между двумя упругими мячиками. Подозреваю, что она не только губам объема добавила. Папа бы оценил.

– Машинка постирает, – сухо отзываюсь я, переключаясь на омлет. Вкусно, зараза. И довольная такая сидит. Того и гляди из полотенца выпрыгнет. Бесстыжая. – За поздний ужин спасибо. За бардак прощаю. Можешь переодеваться и уходить.

– Даже не проводишь?

– В соседнюю квартиру? – едва не поперхнувшись, уточняю я, прочитав в плывущем взгляде недвусмысленное приглашение.

– В соседний подъезд, – поправляет Майя.

– Прокатишься на лифте. В чем проблема?

– Время позднее, мало ли что может случиться с красивой одинокой девушкой в лифте? – хитро прищурившись, она улыбается, как кошка, нализавшаяся валерьянки. Или чего они обе такого нализались, что до сих пор не отпускает? – Олеся до утра проспит. Не хватится, – добавляет без тени смущения.

– Чем ты ее напоила? – откинувшись на спинку, любопытствую я. Майя хрипло смеется, передернув плечами, отчего полотенце сползает еще ниже.

– Мы отмечали день мудозвона. Она, кстати, сама пила. Всего-то три коктейля и два бокала вина. Не знаю, с чего ее так срубило. Мне-то простительно. Я в баре текилой шлифанула.

– День мудозвона, значит. Не слышал о таком, – отвечаю с усмешкой, рассматривая сидящую напротив девушку с таким же откровенным интересом, как и она меня.

– Олеся тоже не слышала, но, как видишь, приняла активное участие в праздновании, – отпив из кружки, Майя ставит ее на место, наклоняясь над столиком, буквально вывалив мне под нос все свое богатство.

Посмотреть, кстати, есть на что. Да и потрогать даст абсолютно бесплатно. Сто баксов можно сэкономить. Шутка не смешная, знаю. Самому не хрена не весело. Под меня еще так настойчиво не стелились, аж кусок омлета в горле застрял. У девчонки на лицо серьезный недотрах. По всей видимости, мудозвон никакой попался. Вот горе так горе. Грех не нажраться.

Моя-то дура думала, кого домой тащит, или мозги напрочь жульеном заплыли? Я, кстати, его так у Матвеевых и не попробовал, хотя Светлана Андреевна очень настаивала, с гордостью хвастаясь, что французский жених дочери оценил ее стряпню. Мило посидели. Душевно. До тошноты. Еле выдержал час для приличия, прежде чем свалить, а потом хер его знает сколько времени колесил по городу, понять пытался, как умудрился так тупо вляпаться.