Почти любовь
Шрифт:
– Еще увидимся, – вцепившись в свою сумочку, она одаривает меня взбешённым взглядом и стремительной походкой улепётывает прочь.
– Надеюсь, что нет, – бормочу я. Обессиленно осев на лавку, смахивают со лба выступившую испарину и через силу улыбаюсь. Двойная атака доблестно отбита. Могу смело поздравить себя с победой на первом этапе противостояния.
Вернувшись в палату, с тяжёлым сердцем беру забытый на тумбочке телефон. На экране высвечивается десяток пропущенных вызовов и смс от мамы. Ох и не простой сегодня денек выдался, но зато разом отстреляюсь, и долой камень с плеч. Набрав номер, не успеваю даже сделать
– Привет, мам. Ты звонила? – наигранно беспечным тоном начинаю разговор.
– Олеся! – чуть ли не рыдает в трубку. – Мне Ира Кравцова такого наговорила… Про тебя, про Александра. Скажи, что ей померещилось! – слезно требует мама.
– Не померещилось. Я замуж выхожу, мам, – тихо шепчу я, отворачиваясь к окну.
– Ты с ума сошла, Лесь! – ахает она и наверняка оседает на какую-то устойчивую поверхность. – Ну, как же так… Поверить не могу… Что же вы творите-то с нами?
– У нас любовь, мам. Давно, – понимаю, что бесполезно смягчать удар, но все равно пытаюсь подбирать правильные слова.
– Как давно? – растерянно переспрашивает мама. Я не успеваю ответить, потому что кто-то бесцеремонно вырывает телефон из моих рук.
Возмущено открыв рот, я оборачиваюсь и натыкаюсь изумленным взглядом на самодовольную физиономию Страйка. Хитро подмигнув мне, он прижимает указательный палец к губам, приказывая мне молчать.
– Наталья Андреевна, здравствуйте, это Александр Кравцов, – уверенно приветствует он мою мать.
От его решительной брутальности я буквально растекаюсь. Сердце стучит где-то в горле, по спине несется табун тарака… мурашек. Гормональная терапия творит со мной что-то невообразимое, посылая в мой мозг совершенно непотребные мысли, от которых меня мгновенно бросает в жар.
– Олесе сейчас необходимы исключительно положительные эмоции…, – мужественно продолжает мой рыцарь. Да, да и еще раз да. Целиком и полностью согласна. – Поэтому будет лучше, если я сам с вами поговорю…
Что? Серьезно? Да вы просто герой русских сказок, доктор Кравцов. Саша, я навеки ваша Глаш… Тьфу, блин. Какая еще Глаша?
– Вы с Игорем… свободны сегодня, скажем, часиков в семь вечера? Да? Вот и отлично. Тогда я заеду к вам к семи. До встречи! – закончив разговор, Саша передаёт мобильник мне.
Разинув рот, я изумлено хлопаю ресницами, недоумевая, как у него так быстро получилось договориться с мамой и, самое главное, заочно с папой, избежав долгих утомительных расспросов. Кравцов – настоящий укротитель женщин. Я до сих пор в шоке от того, что Майя по своей воле согласилась на развод. Сегодняшний эпизод не в счёт. Это просто неуклюжая попытка драной кошки нассать в тапки перед уходом. Носом бы натыкать, но пачкаться лень. Мне и так после нее дезинфекцию в квартире проводить. Руки прямо чешутся. Никогда не замечала в себе такого рьяного рвения к уборке. Интересно, сколько у Саши комнат? Квартира своя или съемная?
– Ты же должен быть на сложной операции, – растеряно бормочу я.
– Должен. Был. – со смешком отвечает он. – Все прошло супер. Пациентка уже в сознании и рвётся домой, – на его губах играет довольная расслабленная улыбка, от внешних уголков глаз разбегаются тонкие лучики «весёлых» морщинок. Они ему жутко идут.
– Красивая пациентка? – любопытствую я.
– А как иначе? У меня все пациентки красивые.
– Какой ты…
– Обольстительный? – обхватив мою талию большими теплыми ладонями, он сталкивает нас лбами и глубоко вдыхает. – Ты пахнешь апельсинами.
– Мой грейпфрутовый шампунь закончился, – поясняю я, прикрывая глаза и едва не мурлыкая от удовольствия. Его пальцы забираются под мою безразмерную толстовку, задирают низ футболки, добираясь до участка обнаженной кожи. Меня ничуть не смущает, что он может случайно нащупать мои выступающие рёбра и торчащие позвонки. За месяцы лечения мы успешно прошли все стадии стеснения. Страшно звучит, но Саша видел меня даже изнутри. Боже, я столько раз блевала при нем и даже на него, что сбилась со счету. Химиотерапия убивает не только раковые клетки, но и множество дурацких комплексов, касаемых внешности и других тяготящих аспектов. По крайней мере, у меня это так работает. Пара пациенток, с которыми я иногда общаюсь (Саша, кстати, зорко следит, чтобы в соседних палатах размещали только идущих на поправку больных), тоже отмечают удивительную способность доктора Кравцова убеждать их относиться ко многим неприятным физическим процессам с долей юмора и иронии. Иногда, разумеется, совсем не до эстетики. Особенно в периоды, когда настолько слаба, что требуется утка и одноразовые простыни, потому что не чувствуешь сокращения самых интимных мышц. Но даже в такие периоды он находит слова, чтобы вселить в своих пациенток оптимизм и веру в положительный результат.
И это все… это все так похоже на то, что я делала для своих подопечных. Оказывается, не такие уж мы и разные.
– Ты правда поедешь к моим предкам? – потираюсь щекой о его рубашку, скользнув ладошками по широким плечам.
Как же мне нравится хирургическая форма. И светло-голубой ему к лицу, хотя… как говаривала бабуля, подлецу все к лицу. Кравцов, конечно, не подлец, ему просто пить совсем нельзя и жениться на всяких «прости господи», и сразу порядочным человеком станет.
– Ага, не дрейфь, Веснушка. Я нас отстою, – заверяет Страйк.
– Саш…
– Ууу, – ткнувшись носом в мою макушку, мычит Кравцов.
– Ко мне сегодня твоя жена с твоей мамой приходили, – без лишних сантиментов «сдаю» гадкую парочку. Рельефные мышцы под моими пальцами мгновенно каменеют, вызывая у меня эстетический экстаз. – Не кипятись, Саш. Мы спокойно поговорили. У Майи и глаза и волосы на месте. Мама твоя тоже в полном порядке.
– Чего хотели? – мрачно любопытствует грозный мужчина, отстраняясь и пристально глядя мне в глаза. Какой же у него грешный мурашечный взгляд. Млею, как дура, забыв, о чем он меня спрашивает.
Как же мне его не хватало. До одури, до сердечной боли. Три года душевной пустоты и эмоциональной слепоты. Автопилотное существование без единого просвета настоящей радости. Стыдно признаться, я даже обрадовалась, узнав, что болезнь вернулась в новой ипостаси, решив ударить по органам, которые и так были бесполезными, а потом… потом он зашел в мою палату, и я снова увидела солнце… впервые за много-много месяцев. Страйк принес его в своем кармане. И сразу так отчаянно захотелось жить, бороться, барахтаться из последних сил. Запах мандаринов навсегда теперь будет ассоциироваться у меня со вторым рождением.