Почти понарошку
Шрифт:
– Гера, мне тоже надо!
– Сей-час! – крикнул Герман.
Сквозь шум воды он различил только ее удаляющиеся шаги. Даша протопала на кухню – в противовес кофе варить какао. И соблазнять его запахом.
Герман очень скоро пришел на этот самый запах. Подошел к Даше и чмокнул ее в шею.
– Что случилось? – спросил он.
– Кое-что, - сообщила она, повернув к нему голову,
– А ты что будешь есть?
– Ответ «тебя» не считается?
– На завтрак – нет!
– Мммм… У меня есть банан, какао и печенье. Печеньем могу поделиться.
– Сейчас у тебя будет еще и бутерброд, - Герман сунулся в холодильник.
– Хочешь, чтобы мне стыдно стало? Не получится. Ты уйдешь, а я лягу спать дальше.
– Приятных снов, - улыбнулся Герман, поставил на стол тарелку с несколькими бутербродами, сделанными на скорую руку, и сам принялся жевать свой, запивая его кофе. – Я вечером буду поздно.
Даша подняла голову от своей чашки, которую до этого увлеченно рассматривала, гоняя пенку с одной стороны в другую. В глазах ее замер вопрос, который был немедленно озвучен – с некоторых пор она предпочитала не держать все в себе:
– И в какую это сторону тебя занесет?
– В сторону Валеры.
– Это который гинеколог?
– Он самый.
Даша на мгновение задумалась и снова заглянула в чашку. Потом подозрительно произнесла:
– И по какому поводу сборище?
– Да, как обычно, просто так.
– Как обычно, - проворчала Даша. – Твой Валера так и не женился? Холостяцкая вечеринка, да?
– Дашка, уймись, - рассмеялся Гера.
Даша смешалась, покраснела и показала ему язык. А потом деловито предупредила:
– И не вздумай считать, что я ревную, ясно?
– Ну я так и понял: не ревнуешь.
– Не ревную! – кивнула она. – Ты к нему вечером или как? Когда ждать-то?
– Лучше не жди, спать ложись, - ответил Герман и направился к выходу.
– Кошмар! – возмутилась Дашка и вымогательски добавила: - Не лягу, пока не придешь.
– Дашка! – докторским тоном рыкнул Герман и ушел собираться.
А Даша стала как шелковая. Мама ей популярно объясняла, что ревность и навязчивость не красят женщину. Хотя это и не значило, что она не воплотит свои угрозы в жизнь. Но об этом Герман узнает только вечером. Или ночью – как повезет.
Несмотря на утренний час, весь город буквально плавился от солнца: асфальт и дома расплывались в раскаленном воздухе. Кондиционер был единственным спасением, а пять минут между машиной и клиникой показались пыткой.
– Когда уже закончится эта аномалия, - ворчал он, ныряя в дверь холла.
Но уже в холле его ждала другая аномалия. Великий и ужасный стоял у регистратуры и орал своим прокуренным голосом на весь первый этаж:
– Это когда-нибудь кончится, а? Сколько ж можно! Почему он не шею свернет где-нибудь? Не ноги переломает! Не смертельный штамм гриппа подхватит! Почему у него башка такая больная?
– Что стряслось? – поинтересовался Гера у нарисовавшегося тут же Эгембердиева.
– Григораш поступил, - ухмыльнулся Руслан, внимательно наблюдая за голосившим великим и ужасным. – Субдуральная гематома. Состояние, как видишь, тяжелое. Возьмешь или таки в отпуск?
– Нет! У меня отпуск. Очень длинный. Ооочень, - и Герман попытался незамеченным улизнуть с места событий.
Но усилия его были напрасны. Голос великого и ужасного зазвучал еще громче:
– Липкович! Разговор есть!
– У меня встреча, - предпринял еще одну попытку Гера.
– Да! Со мной, в моем кабинете! – и резвым Бонапартом великий и ужасный проследовал мимо Липковича к своей двери. Потом обернулся на пороге и выдал: - Чаем угощу, не боись!
Герман кивнул и без колебаний вошел в кабинет следом за Иваном Александровичем, плотно прикрыв за собой дверь. Тот уже колдовал над чайником, перемотанным у основания шнура синей изолентой. Электроприбор включаться не желал, и великий и ужасный бормотал под нос что-то непристойное.
– Да оставьте вы его, - нетерпеливо проговорил Герман. – Начинайте уже без чая.
– С Григорашем не уговаривать? – обернулся к нему Иван Александрович и стал хаотично перемещаться по кабинету, пока в его руках не оказался кипятильник.
– Не уговаривать. Иначе я его стрихнином накормлю!
– Ты клятву Гиппократа давал?
Герман от всего сердца красочно выругался.
– Ладно, понял! – Иван Александрович разлил воду по чашкам и подключил, в конце концов, кипятильник, опустив его в одну из них. – Стажировку в Принстоне тоже Эгембердиеву отдавать? – замолчал, выдержал паузу, наблюдая эффект, потом продолжил: - Гера, я хочу, чтобы поехал ты. Это на год. Руслан – орел, конечно, молодой, но пусть еще в гнезде посидит, разгильдяй.