Почти сказка
Шрифт:
– Нда… Конечно, – пробормотал он.
4. Превращение
Бетти снился сад с цветущими кустами роз и пестрыми бабочками. Бабочки порхали и садились на ее плечи, на плечи Эда, их было много, и они были разноцветными, как елочные игрушки. Голову наполнил звон колокольчиков…
Она открыла глаза – в сумочке, брошенной у порога, дребезжала телефонная трубка.
Соскочив с кровати, она с удовольствием ощутила во всем своем теле легкость. Снова раздалась трель телефонного звонка. Бетти одним прыжком очутилась у двери, дернув за язычок «молнии»,
– Доброе утро, принцесса, – мягко шепнула трубка голосом Эда. Ее сердце зашлось от радости.
– Доброе, – выдохнула она, – Привет, дорогой. Милый. Родной. Зайчик мой. – Крепко держа трубку в побелевших от напряжения пальцах, она запрыгала на месте. – Как здорово, что ты позвонил! Как я рада! Как я рада, что мы все из маскарада!
– При чем тут маскарад?
– Просто так. Рад–рад, маскарад, ла–ла–ла, трям–там, там. Я так и думала, что все будет хорошо. Я знала! Ты хочешь, чтобы мы встретились?
– Ну.
– Когда?
– Вечером. Ты как? Свободна?
– Ты еще спрашиваешь? Я свободная, как… Как рыбка в океане, – ответила Бетти, глядя на стеклянный аквариум, в котором с тех пор, как кошка съела всех их рыбок, располагалась семейка кактусов.
– Мы тут с ребятами посоветовались… – Эд на секунду замялся, потом продолжил бодрым голосом. – Мы хотим тебя попробовать… Помнишь, ты говорила про танец с раздеванием? У нас есть один джайв.
– Что–что?
– Неважно, музыкальная композиция. Тут Билл предложение внес. В общем, сегодня к девяти сможешь? Концертный костюм у тебя сохранился?
– Юбки? Конечно сохранились! – звонко ответила она, присаживаясь перед комодом на корточки. – Куда подкатиться? – спросила она, выдвигая нижний ящик.
– Знаешь одноэтажный дом рядом с охотничьим магазином? Бар «Ночной полет». Охраннику скажи, что на репетицию, и спускайся в подвал.
– А ты не сможешь… за мной подъехать? – Ответом ей стали короткие гудки. – Значит, не сможешь…
Бетти бросила трубку в сумочку и начала перебирать в ящике комода наваленные как попало трусики, лифчики, юбочки, футболки, майки, топы… Она пересмотрела все еще раз, еще… Шифоновых юбок и блузки с широкими, как крылья рукавами не было. Бетти поднялась, в сердцах двинула пяткой по ящику. Телефон зазвонил снова. Она включила громкую вязь.
– Ты полила траву перед домом? – услышала она спокойный голос сестры.
– Куда делся мой театральный костюм? – отмахнувшись от вопроса, обрадовалась Бетти. У Нэнси феноменальная память, она точно помнит, где что лежит!
– Куча юбок и блузка? – уточнила Нэнси. – Мама тебе еще для школьного спектакля шила?
– Е–е! Ё–о!
– Что кричишь, как осел?
В другое время Бетти огрызнулась бы на это сравнение, но сейчас только рассмеялась. Осел? – да хоть целое стадо ослов, ослиц и ослят!
– Где, где мой костюм? Говори скорей!
– Открой встроенный шкаф. Там сбоку, в картонной коробке найдешь свой костюм, – не задумываясь, словно повторяя таблицу умножения ответила Нэнси. – Только все не вороши, коробка на верхней полке, ближе к стенке. И все же, ты полила траву? Ты еще вчера обещала.
– Прям сейчас бегу! – Бетти громко зашлепала босыми ступнями по гладкому линолеуму. – Вот я делаю крутой вираж, выхожу на прямую, и о! Вот он кран, вода, трава…
– Ладно придуриваться, – хмыкнула Нэнси. – Делай дело, а не дури.
– Кстати,
– Ну, ты у меня дождешься… – возмутилась было Нэнси, но Бетти ее не дослушала и, хихикнув, отключила связь.
Вышла Бетти на лужайку только к вечеру. Солнце уже не палило, но было по–прежнему жарко. Она повертела головой: вправо, влево, не спеша вдыхая запах нагретой земли, воскрешая то блаженное ощущение счастья, которое она испытала вчера, когда Эд обнимал ее.
Как здорово быть влюбленной. Интересно, а как у них с Эдом сложится? – думала Бетти, разматывая шланг. – Конечно, они не останутся в этом городке, а будут путешествовать по всему миру. Он будет играть на своем саксофоне, она танцевать. Нью–Йорк, Вашингтон, Лондон, Париж, Берлин, Москва… Они будут выступать на сценах всего мира. Она будет любить его, он ее…
Бетти задрала голову кверху. Небо представилось ей громадной синей чашей, перевернутой вверх дном, из которой текло тепло и свет. Хотелось распахнуть руки, обнять, расцеловать весь мир.
– Помочь сестре надумала? Надо, надо травку полить, а то вот уж какой день солнце палит нещадно. Зеленая трава хорошо нервы успокаивает, – донеслись до нее причитания соседки. Она стояла около низкого штакетника ограждения и делала вид, что любуется своим чахлым кустом бегонии.
– Да что такое! Неужто вас никто не учил чтить право на частную жизнь? – возмутилась Бетти. – Занимайтесь своими веточками и в чужую жизнь не лезьте!
Соседка обиженно поджала губы и отвернулась.
Бетти решительно открыла кран. Водная струя забила фонтаном. Она направила струю вверх, залюбовалась жемчужными брызгами. Ей вспомнилось вчерашнее купание вместе с Эдом… Какой он красивый… Кожа у него гладкая, шелковистая…
Она наклонилась, чтобы поправить шланг.
– Срам то какой – попа голая! Разве можно вот так на люди выходить?
Бетти отключила воду и повернулась к соседке лицом.
– Ну что привязалась! В стрингах, я. – Бетти подняла подол юбки. – Удостоверилась, полиция нравов? А теперь не мешайте мне совершать общественно полезное дело. Ну… А не то окачу с головой холодной водой. – Бетти, уперев в бока руки, сделала решительный шаг в ее сторону.
– Ох, накличешь ты беду на свою голую задницу!
Бетти открыла кран, и соседка тут же бросилась бегом и скрылась в своем доме.
Когда Бетти закончила поливать траву, было уже почти восемь. Наскоро перекусив, она нашла свой старый театральный костюм, села на автобус и направилась к месту, где располагался клуб. Она вышла на конечной остановке и, преодолев препятствия в виде широченного шоссе со снующими туда–сюда машинами, десятка щербатых ступеней, стеклянных дверей и неулыбчивой охранника, спустилась по бетонной лестнице в сумрачное помещение. Стены здесь были окрашены черной краской. Пахло пылью и мышами. Бетти скользнула взглядом вокруг. Плотно стоящие друг к другу ряды стульев, портьеры грязно–серого цвета, стопки книг и штабеля коробок. Кругом – под стульями, на портьерах, на книгах и коробках – толстый слой пыли. Лязг, гудение и бряцание доносились из–за серой портьеры. Бетти зажала уши руками, и некоторое время постояла у входа, привыкая к избытку шума и недостатку света. Наконец она опустила руки. Словно подчинившись этому ее движению, шум смолк.