Почти смешная история и другие истории для кино, театра
Шрифт:
— Репетируем, месяца через полтора выпустим.
— А потом? — Тон у директора был прокурорский. Говорила она тихо, но голос ее пролезал в душу и там буравил дырку.
— Мы уже читали Островского «Свои люди — сочтемся».
— Я тоже прочла, — кивнула директор, и Зоя Павловна поняла, что ее вызвали именно поэтому, — зачем нам эта пьеса?
— Во это же классика! — изумилась Зоя Павловна.
— Классика бывает разная! — директор достала какие-то записи. — Какие выражения, а? «Девчонка
— «Мухортик» — это значит маленького роста, — подсказала режиссер.
— «Старая карга», — продолжала цитировать директор, — «старая дура», «убирайся к свиньям!», вы что же, собираетесь пропагандировать всю эту ругань?
— Но это же тысячу раз произносилось со сцены!
— Зачем же произносить в тысячу первый! — Директор опять полезла в записи. — А вот эти намеки на сегодняшний день: «А то торгуем, торгуем, братец, а пользы ни на грош» — или тут: «Таскают родным и любовницам». Для чего нам бить по больному месту?
Зоя Павловна не нашлась что ответить.
— То-то! — чуть улыбнулась глава клуба. — И потом, на сцене все время «я рюмочку выпью», «я водочки выпью». Вы не только брань, вы и пьянство собираетесь пропагандировать?
— Но это когда пьют, во времена Островского!
— А ставят в какие времена? Нет у вас политического чутья, Зоя Павловна! Вам надо искать современную пьесу без всяких намеков, без площадной брани, без того, чтобы дочь, как у вашего классика, обхамливала родную мать!
Зоя Павловна не удержалась:
— Скажите, а почему, когда вы меня вызываете, я всегда чувствую себя виноватой, почему?
Директор вздохнула:
— Ох, и тяжело с вами, с творческими единицами! Вот вы, всех дел — режиссер самодеятельности, а думаете, что вы — Станиславский!
— Да не думаю я!
— И зря! — прервала директор. — Режиссер должен думать, потому что писатели частенько пишут не думая, режиссер должен быть смелым и инициативным! Идите!
Зоя Павловна вернулась в зрительный зал, где ее ожидали артисты.
— Директор категорически против!
— Она всегда против всего! — спокойно отреагировал артист, который репетировал Ломова в первом составе. — Если она не будет против, для чего же она тогда?
Вечером Зоя Павловна звонила домой Герману Сергеевичу.
— Извините, я бы хотела получить мою сумочку…
— Ну?… — неожиданно отреагировал Герман Сергеевич.
— Вечером у меня репетиция, днем мне надо в комбинат, где шьют чеховские костюмы, а если я заеду к вам на работу утром?
— В семь! — предложил Герман Сергеевич.
— Утра? — ахнула Зоя Павловна.
— В это время я бегаю в Озерном парке. Машина стоит у входа
Ранним утром Зоя Павловна слезла с трамвая на конечной остановке и сразу обнаружила зеленый «Москвич». Заглянула внутрь — на переднем сиденье торжественно возлежала ее сумочка. Часы показывали без десяти минут восемь. Германа Сергеевича видно не было. И Зоя Павловна заглянула в парк.
Здесь семенили по дорожкам любители бега трусцой, их без зазрения совести обгоняли молодые крепкие ребята спортивного склада, и среди молодежи бодро несся Герман Сергеевич.
— Доброе утро, — начала было Зоя Павловна. — К семи я, конечно, не успела.
Но Герман Сергеевич, лишь мотнув головой, стремительно промчался мимо. Зоя Павловна растерянно осталась ждать.
Но ждать ей пришлось недолго. Вскоре запыхавшийся Герман Сергеевич притормозил возле нее.
— Здрасьте!
— Вы извините, что я вас беспокою…
— Ну… — Герман Сергеевич уже шел к машине. Здесь он взглянул на усталую и заспанную Зою Павловну и неожиданно спросил: — Любите спать?
— Я и ложусь поздно.
— Плохо! — констатировал Герман Сергеевич и отворил дверцу машины, сначала свою, а потом соседнюю.
— Что, залезть внутрь? — не поверила Зоя Павловна.
— Отвезу! — сжалился Герман Сергеевич и, чтобы было без перебора, добавил: — До метро!
— Я могу и на трамвае, конечно…
— Ну! — цыкнул Герман Сергеевич.
Зоя Павловна шмыгнула в машину, села на собственную сумочку и вытянула ее из-под себя. — Сколько у вас лишних хлопот из-за меня!
— Да! — Герман Сергеевич включил двигатель. — Ничего. Все путем… Нормально…
Машина ехала вдоль трамвайной линии.
— Вообще-то я вас бы не беспокоила, — извиняющимся тоном говорила Зоя Павловна. — Денег в сумочке… два рубля… но еще профсоюзный билет, мне его надо…
— Гм! — хмыкнул, не дав договорить, Герман Сергеевич.
— Что вы сказали?
— Вы за кого болеете?
Зоя Павловна подумала.
— За ташкентский «Пахтакор»!
— Зачем я тогда вам сдался? — удивился Герман Сергеевич, не поняв, что Зоя Павловна пошутила.
— Вы — мне?… — Зоя Павловна решила не раскрывать карты. — Просто уличное, нет, стадионное знакомство!
И тут Герман Сергеевич улыбнулся. Улыбка поползла по его лицу от губ к глазам и ушам.
— Надо мной посмеиваетесь? — грустно спросила Зоя Павловна.
— Да!