Почти смешная история и другие истории для кино, театра
Шрифт:
— Стоп! Стоп! — рассердилась Зоя Павловна, и Герман Сергеевич не понял почему. — Наташа, вы пропускаете главное — азарт, страсть!
И Зоя Павловна помчалась на сцену.
— Вася, попробуем со мной!
Теперь репетировали тот же отрывок, но в роли Натальи Степановны выступала сама Зоя Павловна. И оттого ли, что настроение было отчаянное, или от озорства, которое вдруг ее охватило, — озорство и тот самый азарт, и упрямство, — заиграла Зоя Павловна замечательно, и стала моложе, и красивее, и сцена пошла совсем по-иному,
— Зоя Павловна, браво!
А Герман Сергеевич тоже с изумлением смотрел на Зою Павловну, будто впервые видел.
Зоя Павловна перехватила этот взгляд, легко спустилась со сцены в зал и гордо, по-молодому спросила:
— Какая я актриса?
— Ну? — с искренним восхищением оценил Герман Сергеевич и продолжил: — Люкс!
Зоя Павловна удовлетворенно заметила:
— То-то! — и добавила: — Хотя актрисой никогда не была. Я институт кончала сто лет назад как режиссер народного театра.
И после короткой паузы Герман Сергеевич неожиданно для самого себя пообещал:
— Я еще раз с ней переговорю, попробую…
— Вот оно, влияние искусства! — улыбнулась ему Зоя Павловна и скомандовала: — Товарищи, начали! Наташенька, еще лучше, чем я, на чистом энтузиазме, поехали!
— Зоя Павловна… — начал было Герман Сергеевич.
— Потом! — оборвала его Зоя Павловна.
— Потом не могу… Сумочку-то наконец возьмите!
Зоя Павловна небрежно кинула сумочку на режиссерский столик, не поблагодарила, ей было не до того. — Наташенька, ярче, сочнее!
Герман Сергеевич осторожно покинул зал. То ли он действительно торопился, то ли смотреть на другую актрису было ему неинтересно.
В воскресный день погода испортилась. На улице шел нудный дождь, но Зоя Павловна все равно с утра заступила на дежурство. Опять высматривала внука из лестничного окна дома напротив. Опять появился со спаниелем рыхлый обрюзгший мужчина.
— Что-то вы сюда зачастили. Может, вам стул принести?
— Стоя лучше видно! — честно ответила Зоя Павловна.
— За мужем надзор? — пошутил хозяин собаки. — На воровку вы не похожи. Хотя воровки бывают интеллигентные тоже…
— Тихо! — скомандовала Зоя Павловна, потому что из подъезда вышла Лиля, таща за собой никуда не спешащего мальчика. А на улице его, естественно, интересовала каждая лужа.
Мужчина сзади Зои Павловны привстал на цыпочки и тоже поглядел.
— Дети! — он вздохнул понимающе. — Банальная семейная грызня. Дети — цветы зла и раздоров!..
Зоя Павловна обернулась, посмотрела на него с ненавистью, а он как ни в чем не бывало стал спускаться по лестнице.
Дождь зарядил нескончаемый, как говорится, без конца и края. На стадион пришли лишь самые отчаянные болельщики.
Выбегая на поле и неся в руках пятнистый футбольный мяч, Герман Сергеевич с надеждой
Герман Сергеевич остановился в центре и заливисто засвистел в свисток, вызывая команды на поле. Сегодня Герман Сергеевич был уже не махалой, а главным арбитром.
В это же самое время Зоя Павловна, устроившись с ногами на диване, читала журнал. Позвонил телефон.
— Срочно включите вторую программу! — крикнула в трубку Ириша.
Не вставая с дивана, Зоя Павловна послушно повернула ручку «Электрона».
— Кто с кем?
— Какое это имеет значение? — загадочно произнесла Ириша.
На экране возникло изображение, вместе с ним возникли мокрые футболисты, среди которых бегал… Да, конечно же…
— Узнаете? — спросила Ириша.
— Он уже насквозь промок. Что с ним будет в конце, с беднягой?
— А как люди подолгу плавают? — философски отозвалась Ириша.
— Если тебе делать нечего, подъезжай, досмотрим вместе! — пригласила Зоя Павловна. — У меня орехи есть.
— Орехи люблю, футбол нет! — ответила Ириша. — Спасибо. Не могу. Я на дом работу взяла. Материально-теневая сторона жизни.
На стадионе злые и грязные футболисты нехотя выковыривали мяч из одной лужи, чтобы с трудом переправить его в другую. В этой водной феерии только Герман Сергеевич оставался невозмутимым и лишь дудел в свисток чаще обычного.
Вдруг безо всякого предупреждения дождь прекратился, из-за туч, пожалев футболистов, выглянуло солнышко. Футболисты сразу оживились и начали играть в футбол. Тут случилось вот что.
Один из футболистов в желтой майке (то есть она была желтой в начале матча) ворвался с мячом в штрафную площадку противника, а точнее, въехал в нее по мокрому насту. И тут на нападающего налетел защитник в полосатой майке и «желтый» нападающий свалился в грязь, картинно раскинув руки.
Герман Сергеевич прыжками понесся к месту происшествия и, прибыв по назначению, грозным жестом римского императора указал на центр штрафной площадки. В футболе это называется пенальти.
Стадион угрожающе загудел, из чего стало ясно, что стадион более за полосатых, то есть за своих. На поле началось обычное — «полосатые», как в баскетболе, не отдавали мяч, передавая его друг другу. Их капитан орал на судью.
По телевизору в замедленном темпе дали повторение, и вдруг всем телезрителям стало ясно, что никто нападающего не обижал, и упал он, поскользнувшись.
— Конечно, уважаемые зрители, вы правы! — сказал телекомментатор, который вел репортаж со стадиона. — Вашему комментатору, как и вам, совершенно ясно, что нападающий упал по собственному почину и, следовательно, арбитр допустил явную ошибку…
На стадионе уже скандировали: «Судью с поля!» — уникальная и, естественно, безуспешная попытка коллективным криком восстановить справедливость.