Почти замужняя женщина к середине ночи
Шрифт:
В общем, исхитрились они в результате с записочкой, унесли ее быстренько за кулисы, развернули там, прочитали и сразу все заметно поскучнели. Прямо на глазах. Даже играть стали без прежнего задора.
Да и понятно – они смешную записочку ожидали, а она информационной оказалась. Ну а к тому же выходило, что им теперь требовалось поддерживать завязавшийся диалог и как-то отвечать нам в ответ. Ну кто ж им виноват? – сами диалог завязали, сами теперь пускай и поддерживают.
И стали мы с Илюхой ждать новой исходящей от них записочки.
– Должны
– Пришлют, куда денутся, – подтвердил я.
– Просто время им надо… сочинить, написать, свернуть, – обнадежил я нас обоих минут этак через пять.
– На все надо время, – согласился терпеливый Илюха еще минуты через три. – Но не столько же!
И мы забеспокоились вместе.
– А вдруг не пришлют? – предположил я теперь обратное.
– Могут, – поменял свое мнение на противоположное Илюха. – С них станется. Одно слово – артисты. Ненадежный народец.
Я молча согласился, и мы подождали еще.
– Похоже, придется срывать, – задумчиво прошептал Белобородов.
– Что именно?
– Да «Идиота» ихнего. А что делать? Ничего больше не остается. Ведь обнадежили, а потом так пошло прокатили. Обидно ведь.
– В милицию могут забрать, – пессимистически забеспокоился я.
– Думаешь? – переспросил Илюха и задумался снова.
В общем, не только у артистов поскучнело настроение. У нас оно заметно поскучнело тоже.
А действие между тем там, на сцене, как раз подходило к апогею. Какая-то там разборка происходила как раз из их девятнадцатого века. Два чувака, один в сером фраке, а другой почему-то в зеленом (неужели в девятнадцатом веке зеленый цвет на фраки предпочитали?), просто грудьями сшиблись из-за главной героини. А группа поддержки прямо здесь же на сцене своими танцами и песенной лирикой их только подначивала. Просто-напросто подливала масло в и так не слабо горящий любовный треугольник. Ну, то есть замысел такой хитрый режиссерский, этого, как его, Захара Марковича.
– Да я, знаешь! – кричал один в сером фраке. – Я вас всех одним разом купить смогу. А потом продать. Но уже другому. – Или что-то вроде этого кричал.
– Да нету у тебя таких денег, чтобы меня, а главное – чистую душу Настасьи Филипповны на купюры презренные обменять.
Хотя Настасья Филипповна ко времени данного диалога притихла и ни за кого конкретно не заступалась. Просто отошла подальше в сторонку и терпеливо ожидала развязки. Мол, как все решится в результате, то я и приму безропотно. Ну, я же говорю: классика – она просто как зеркало жизни, разве что сильно поврежденное шершавым режиссерским гением.
– Ха, ха! – засмеялся тот, что в сером фраке, прямо в лицо тому, кто в зеленом. – Ты моих миллионов не считал и банковские мои месячные отчеты не просматривал.
Мы вообще с Илюхой все это время очень присматривались к сцене, потому что надежда, как всем известно, теплится в человеке до последнего. И не только присматривались, но и прислушивались.
И насторожил нас лексикон, потому как повеяло на нас в воздухе импровизацией. А мы всегда к импровизациям с удовольствием относились.
А на сцене продолжалось с незатухающей страстью.
– Да как же мне проверить ваши отчеты, если я вашего банковского счета не знаю?! – завопил тот, что в зеленом сюртуке.
Тут Илюха саданул меня локтем в бок. Впрочем, я стерпел.
– Что же вы это не знаете, дорогуша? – ухмыльнулся тот, что был богачом по сценарию. – Всем мой банковский счетец хорошо известен. А вам, гляжу, гордыня не позволяет…
Тот, которому не позволяла, не ответил, только усмехнулся презрительно.
– Да вот даже девушка Настя знает, – вдруг указал артист в сером на группу театральной поддержки.
А та даже не удивилась, как будто у них каждый вечер одна и та же импровизация и все попривыкли к ней давно.
– Ну-ка, скажите, милая девушка, какой у меня номер счета в банке? – совсем другим, понежневшим голосом предложил богач. Который, как прямо сейчас оказалось, был большим оригиналом.
– Два три четыре… – запела девушка ясным таким голоском, но в одиночестве запела. Никто ей не подпевал, как обычно бывало.
Так я впервые услышал голосок моей Насти.
– …Два ноль, пять восемь.
А может быть, и «восемь пять», потому что не успел я запомнить. Впопыхах запоминал и сбился в своей памяти. Подвела она меня, нерадивая, от неожиданности и еще от счастливого, не верящего самому себе, возбужденного сердцебиения.
А что, если, мелькнула в голове подлой неуверенностью предательская мыслишка, что, если и не «восемь пять»? А что, если вообще все это причудилось? Потому как если и встречается в природе такое счастье, когда девушка дает тебе свой телефон, находясь прямо на сцене, посередине драматического театрального действия… Прям на глазах у ни во что не врубающегося зрительного зала… То встречается такое счастье крайне редко. Как какой-нибудь космический парад планет. А может, и еще реже.
Короче, проморгал я от счастья телефон. А Илюха мне опять локтем между ребер засаживает и все повторяет одну и ту же фразу. Потому что тоже ошалевший и тоже ничего подобного не ожидал.
– Ты записал? – повторяет он сбивчивым полушепотом. – Так ты записал?
А я не записал!!! Ну и что теперь делать?!
Что делать? – сигнализирую я сцене, но теперь не бумажными тарелочками сигнализирую, а всем своим телом. И не только им, а еще и руками, разведенными в немой растерянности, и выражением лица, полным вопроса, и глазами своими, которые я сам не вижу и потому не могу оценить. Но, думаю, сиротливые получились глаза.